– Позовешь маму? – шепотом спросил Клаус. Но девочка покачала головой.
Некоторое время они слонялись по кухне, пили воду и делали вид, что им совершенно не хочется возвращаться в чулан. Потом дети все же набрались смелости, вооружились парой бронзовых подсвечников и крадучись приблизились к тяжелой деревянной двери. Клаус обхватил обеими ладошками отполированный деревянный брусок, служивший ручкой. Массивная дверь заскрипела и начала открываться. Клаус быстро схватил в одну руку свечу в простой глиняной плошке, в другую – тяжелый подсвечник, и, решительно шагнув вперед, они подняли свечи, разгоняя тьму в дальнем углу. На полке под потолком сидела какая-то хищная тварь, похожая на кошку, и скалила на детей острые мелкие зубы. Неровное прыгающее пламя заставляло ее глаза светиться бесовским красным светом. Клаус невольно шагнул назад – он испугался, что тварь вот-вот кинется на них. Но Мири стояла как пригвожденная к месту, и он не посмел убежать. Ведь девчонка не испугалась. Несколько томительно долгих секунд они просто стояли, и чулан словно замер в ожидании. Мальчику померещилось, что не только зверь из-под потолка смотрит на них, но и таинственно поблескивающая стеклами подзорная труба щурится с полки насмешливо. И темные замочные скважины сундуков и ларцов – они как чьи-то глаза, что уставились на детей из полумрака. По спине Клауса тек пот, и ему казалось ужасно громким их с Мири дыхание и треск свечей. А потом девочка шепотом сказала:
– Это чучело.
– А?
– Чучело. Настоящий зверь не мог бы сидеть так неподвижно и не мигать.
Дети по очереди забирались на шаткую конструкцию из сундука и табуретки и трогали неприятно жесткую шкурку, чтобы убедиться, что зверек мертв давно и необратимо. Страх прошел, они нарекли зверька Алефом и даже порой здоровались с ним, входя в чулан. И все же Клаус нет-нет да и вздрагивал, если замечал вверху блеск маленьких злобных глаз.
Он и сейчас взглянул в ту сторону, и ему показалось, что хорек (Мири как-то удалось опознать животное) смотрит на него с нескрываемым злорадством. Клаус принюхался, но даже знакомый запах – пыли и трав – показался ему не таким, как всегда. «Это потому, что я теперь знаю, что больше не вернусь сюда», – с тоской подумал мальчик. Он вспомнил, что так же вдруг обострились чувства, когда он уезжал из родительского дома. Ему было страшно и тоскливо, и он словно впервые заметил, какая теплая и уютная у него кровать. Как гладко отполированы доски обеденного стола. Как тепло золотится солнечный свет на полу, и как вкусно пахнут теплые мамины волосы, когда она обнимает и целует его.
В день отъезда он старался запомнить маму, сестричек и отца. Вечером, забравшись в постель, он закрывал глаза и вызывал из памяти их лица. Мысль о том, что люди меняются и сестрички уже повзрослели и изменились, не приходила мальчику в голову – для этого он был еще слишком мал.
И теперь он искоса разглядывал Мири, чтобы запомнить и ее тоже. Рядом с Клаусом сидела, сгорбившись, худенькая черноволосая девочка. Темные глаза, большой рот. Когда она улыбается, видно, что верхние зубы у нее неровные, а внизу один зуб и вовсе сколот. Это оттого, что кто-то из мальчишек в пылу ссоры бросил в нее камнем. Еще на нижней губе виден шрам от того же удара. Она одета в темно-синее с серой отделкой платье, подол кое-где заштопан, потому что Мири вечно куда-нибудь лазает и за что-нибудь цепляется.
Клаус пощупал медальон, который Мири повесила ему на шею. Потом вздохнул, снял свой и протянул девочке:
– Возьми. Раз ты отдала мне свой оберег, я хочу, чтобы ты получила мой.
– Что это?
– Отец отдал мне его перед отъездом, – пояснил Клаус. – Он золотой, и это ключ от царства духа.
– А царство где? – Внимательные глаза девочки рассматривали золотой кружок, который Клаус держал за цепочку.
– Не знаю. Это такая легенда. В старом замке, что стоит не на земле и не на небе, есть путь, который ведет прямо в ад. Но если пройти по этому пути до конца и не струсить, то найдешь врата в царство духа, которые можно отомкнуть медальоном как ключом.
– Здо́рово! – прошептала Мири. – А где этот замок?