Миссис Фримэнтл была женой видного директора железной дороги и была знаменита своим полным невежеством в мире финансов. Ее забавные оговорки в этой области весьма оживляли званые вечера жен городских деятелей.
— Что ж, один раз я обедал с ним, — добродушно ответил мистер Миллиган. — Думаю, что мы с ним наилучшим образом постарались разорить друг друга, миссис Фримэнтл. Если бы дело происходило у нас в Штатах, — добавил он, — я был бы весьма склонен подозревать самого себя в том, что это я засадил сэра Рубена в безопасное место. Но здесь, в вашей старой доброй Англии, мы не можем вести дела таким образом. Нет, мэм.
— Это, должно быть, очень занятно — делать бизнес в Америке, — сказал лорд Питер.
— Это действительно так, — ответил мистер Миллиган. — Думаю, что мои коллеги там сейчас здорово веселятся. Скоро и я присоединюсь к ним, как только улажу здесь кое-какие дела для них по эту сторону океана.
— Но вы не должны уезжать, не посетив нашу ярмарку, — сказала герцогиня.
Лорд Питер провел этот день в безуспешной охоте за мистером Паркером. Наконец он встретил его после обеда на Грейт-Ормонд-стрит.
Паркер сидел в старом, нежно любимом кресле, положив ноги на каминную полку, и пытался успокоить свой ум чтением современного комментария к «Посланию к галатам» апостола Павла. Он принял лорда Питера со спокойным удовольствием, хотя и без восторженного энтузиазма, и смешал для него виски с содовой. Питер взял книгу, оставленную его другом в кресле, и стал ее пролистывать.
— Так или иначе, но все эти люди работают целенаправленно, — сказал он. — Они находят то, что ищут.
— Да, это так, — согласился детектив, — но знаете, в конце концов приходишь к тому, что отбрасываешь всякое предубеждение автоматически. Когда я еще учился в колледже, я был целиком на их стороне, — знаете, Конибэар, Робертсон, Друс и другие, — пока не пришел к выводу, что они так заняты, выискивая какого-нибудь взломщика, которого никто и в глаза не видел, что уже не в состоянии распознать следы, так сказать, всех домочадцев. После этого я потратил два года, учась осторожности.
— Гм, — сказал лорд Питер, — в таком случае теология должна быть хорошим упражнением для мозга, ибо вы самый осторожный дьявол из всех, кого я знаю. Ну что ж, продолжайте читать, мне должно быть стыдно вот так без спросу заявиться и отвлекать вас в ваше свободное время.
— Ладно уж, старик, — ответил Паркер. — Все в порядке.
Они немножко помолчали, а затем лорд Питер спросил:
— Вы любите свою работу?
Детектив обдумал вопрос и ответил:
— Да. Люблю. Знаю, что она полезна, я к ней приспособился. Я справляюсь с нею довольно хорошо — не то чтобы с вдохновением, может быть, но достаточно хорошо, чтобы гордиться этим. Она полна неожиданностей, и заставляет человека сохранять свой уровень, и не дает расслабляться. Да, я люблю свою работу. А что?
— Да ничего, — ответил Питер. — Для меня это хобби, знаете ли. Я занялся частными расследованиями, когда у меня была выбита почва из-под ног и потому, что это было так волнующе интересно. Но хуже всего то, что я наслаждаюсь каждым своим шагом в этой работе, но только до определенной границы. Я люблю начало работы, когда не знаешь еще никого из участников, но как раз это и волнует, и поднимает настроение. Но когда дело доходит до необходимости буквально преследовать живого человека и добиваться, чтобы его повесили или хотя бы посадили беднягу в тюрьму, то кажется, что с моей стороны было совершенно непростительно влезать в это дело, поскольку я не зарабатываю этим себе на жизнь. И у меня возникает такое чувство, что это дело не так уж забавно и весело. Но я все же его делаю.
Паркер выслушал эту речь с искренним вниманием.
— Понимаю, что вы имеете в виду, — сказал он.
— Например, этот старый черт Миллиган, — продолжал лорд Питер. — Будь он персонажем какого-нибудь детективного романа, мне бы доставило сказочное удовольствие прищучить его. Но когда с ним разговариваешь, он кажется довольно приличным бизнесменом и даже неплохим парнем. Моей матушке он нравится. И мне он полюбился. Ужасно весело было пойти к нему и наболтать всякой всячины о благотворительной ярмарке для покрытия издержек на реставрацию церкви, но, когда он так радуется тому, что совершил благородный поступок, я чувствую себя подонком. Ну и пусть старина Миллиган перерезал глотку Ливи и выбросил его в Темзу! Это меня не касается!
— Касается, друг мой, вас, так же как и любого другого, — возразил Паркер. — Эта работа стоит того, чтобы ее делали — за деньги или бесплатно. Если Миллиган перерезал глотку бедному старику Ливи только ради того, чтобы стать еще богаче, то я не понимаю, как он может откупиться от этого преступления, отдав тысячу фунтов на ремонт церковной крыши в Дьюкс-Денвере. Или что его можно простить только за то, что он по-детски тщеславен или по-детски заносчив.
— Заносчив-то он не по-детски! — воскликнул лорд Питер.
— Вам виднее.
— Но...
— Послушайте, Уимзи, неужели вы считаете, что он действительно убил Ливи?
— Ну, он мог бы его убить.
— Но думаете ли вы, что он действительно убил?
— Мне бы не хотелось так думать.
— Потому что он так полюбился вам?
— Ну, это, конечно, делает меня пристрастным...
— Осмелюсь заявить, что вы имеете на это право. Неужели вы считаете, что бессердечный убийца не может внушить симпатию?
— Ну... Но ведь, кроме того, и он ко мне неплохо относится.
— Осмелюсь заявить, что это тоже вполне законно. Вы понаблюдали за ним и сделали подсознательный вывод: вам кажется, что Миллиган ни при чем. Но у вас нет доказательств!
— Может быть, я ошибаюсь, и он — убийца.
— Вот видите! Вы сами колеблетесь и при этом еще считаете себя тонким знатоком человеческой натуры! Ваше самомнение, Уимзи, мешает вам разоблачить хладнокровного убийцу невинного человека!
— Дело не в самомнении, — покачал головой лорд Питер. — Просто подозрения в адрес Миллигана мне кажутся нечестными, а по моему глубокому убеждению, нужно играть по правилам в любой ситуации — независимо от того, кто твой противник.
— Послушайте, лорд Питер, — сказал его собеседник с оттенком строгости, — не следует ли вам выбросить раз и навсегда из вашей системы этот итонский кодекс чести? Нет никаких сомнений в том, что с сэром Рубеном Ливи случилось нечто неприятное. Назовите это убийством, чтобы усилить аргумент. Если сэр Рубен был убит, разве это по правилам? И честно ли будет относиться к этой ситуации как к игре?
— Это именно то, чего я стыжусь в самом деле, — ответил лорд Питер. — Для меня это действительно игра. В самом начале я весело отдаюсь ей и вот неожиданно вижу, что кто-то из участников должен пострадать, и тогда мне хочется выйти из игры.
— Да, да, я понимаю, — продолжал детектив, — но это потому, что вас заботит то впечатление, которое вы производите. Вам хочется быть последовательным, хочется выглядеть красиво, хочется с важным видом расхаживать по сцене среди марионеток или величественно шагать сквозь трагедию человеческой боли и скорби. Но это детский подход. Если у вас есть долг перед обществом, заключающийся в том, что вы должны вывести убийцу на чистую воду, вы должны выполнять этот долг независимо от того, что о вас подумают. Вам хочется быть элегантным и беспристрастным? Что ж, пожалуйста, если вы при этом выясните истину, но эти качества сами по себе не представляют никакой ценности, знаете ли. Вам хочется выглядеть достойным и последовательным человеком, но какое это имеет отношение к делу? Вы хотите загнать убийцу ради спортивного интереса, а затем пожать ему руку и сказать: «Здорово сыграно, трудная была работа, но завтра вы отыграетесь!» Но ведь вы не можете поступать таким образом. Жизнь — это не футбольный матч. Вы хотите в жизни быть спортсменом. Но вы не можете быть спортсменом. Вы — человек с чувством ответственности.
— Друг мой, вам следует заняться изучением человеколюбивых трудов отцов Церкви, — проворчал лорд Питер. — Они смягчат ваше ожесточившееся сердце.