— Осел, — рявкнул лорд Денверский, яростно швырнув газету в кресло. — Когда тебе нужна машина?
— Немедленно. Послушай, Джерри, я забираю мать с собой.
— Зачем надо впутывать ее во все это?
— Ну, мне нужна ее помощь.
— Я считаю, что это ей не подобает, — сказал герцог.
Но у герцогини не было никаких возражений.
— Я знала ее довольно хорошо, — сказала она, — еще в те времена, когда она была Кристиной Форд. А что, дорогой?
— Дело в том, что у меня есть ужасная новость, — пояснил лорд Питер, — которую придется обрушить на нее, — это касается ее мужа.
— Он что, мертв, дорогой?
— Да, и ей придется приехать и опознать его.
— Бедная Кристина.
— И при весьма отталкивающих обстоятельствах, мама.
— Я поеду с тобой, дорогой.
— Спасибо, мама, ты молодчина. Ты не против того, чтобы выехать прямо сейчас? Я обо всем расскажу тебе в машине.
Глава 10
Верный, хотя и вечно сомневающийся мистер Паркер в должное время привел к лорду Питеру студента-медика — крупного молодого человека, похожего на щенка-переростка, с невинными глазами и веснушчатым лицом. Он сидел в честерфилдовском кресле перед пылающим камином в библиотеке лорда Питера, в равной мере ошеломленный как своим заданием, так и окружающей его обстановкой и напитком, который он поглощал. У него был естественно здоровый, хотя и неискушенный вид, и он понимал, что даже назвать эту жидкость пойлом — таким термином он обычно пользовался для обозначения дешевого виски, послевоенного пива или рюмки сомнительного кларета в каком-нибудь ресторане в Сохо — было бы святотатством.
Паркер случайно встретил этого молодого человека накануне вечером в одной из пивных на углу Принс-Уэльс-роуд, и тот показался ему славным типом. Паркер настоял, чтобы они вместе зашли к одному его другу, который живет на Пикадилли. Студенту мистер Паркер показался вполне понятной личностью. Он определил его про себя как правительственного чиновника или, может быть, как какого-нибудь дельца из Сити. А вот его приятель привел парня в замешательство: начать с того, что он оказался лордом, а его одежда представляла собой упрек в безвкусице всему миру в целом. Он нес какую-то бессмыслицу, но что-то в ней смущало. Он не старался развить шутку до конца, а шутил, так сказать, походя и перескакивал на что-нибудь другое еще до того, как ты сообразишь что ответить. Лорд Питер показался молодому человеку не особенно высоким — фактически он был довольно малорослым мужчиной, но не выглядел коротышкой и совершено не стеснялся своего роста. У него был поистине жуткий слуга — о таких только в книгах пишут, от его молчаливого неодобрения просто кровь стыла в жилах. Паркер, казалось, стойко выдерживал это, благодаря чему его авторитет значительно вырос в глазах студента — он казался более привычным к этому великолепию, чем можно было бы предположить по первому впечатлению. Глядя, как Паркер небрежно сбрасывал пепел на ковер, он невольно прикидывал стоимость этого ковра. Ведь его отец занимается обивкой мебели — мистер Пиггот из фирмы «Пиггот и Пиггот», Ливерпуль, — но реальная цена наверняка превосходила даже самые смелые предположения.
А еще эти ужасающе солидные книги повсюду на полках, рассуждал молодой человек, и ты смотришь на лежащее перед тобой на столе старинное издание Данте, огромный томище, а твои хозяева при этом разговаривают совершенно обычным и вполне разумным образом о тех книгах, которые ты сам читаешь, — первоклассные романы о любви или детективы. Ты ведь прочел массу таких книг и составил о них свое мнение, и они слушают внимательно то, что ты им говоришь. И все здесь обращаются с тобой весьма учтиво — никто не сказал ничего такого, чего ты не мог бы понять, никто не насмехается над тобой. А у лорда Питера очень забавная манера говорить об этих книгах — так, словно автор заранее поведал ему свой замысел, как и в какой последовательности была написана эта история, что было написано сначала, что потом. Это напомнило ему то, как Фрик методично режет на куски покойников.
— Что мне не нравится во всех этих детективных романах, — говорил мистер Пиггот, — так это то, как эти парни запоминают каждую ничтожную подробность или эпизод, случившийся с ними за последние шесть месяцев. Они всегда готовы вспомнить, в какое время суток это было, и шел ли тогда дождь или нет, и что они делали в такой-то час. Но ведь в реальной жизни все не так, как вы думаете, лорд Питер? — Лорд Питер улыбнулся, и молодой Пиггот, смутившись, тотчас повернулся к своему первому знакомому. — Ну, вы ведь понимаете, что я хочу сказать, Паркер. Ну посудите сами. Один день так похож на другой, что я не в состоянии вспомнить, что когда было. Ну, конечно, я мог бы вспомнить, вероятно, что было вчера, но никогда не могу с уверенностью сказать, что я делал на прошлой неделе, даже если бы мне угрожали расстрелом.
— Но ведь показания, которые даются в полиции, — возразил Паркер, — кажутся такими же невозможными. Свидетели же излагают события совсем не так, знаете ли. Я хочу сказать, что люди не говорят, например, что «в прошлую пятницу в десять часов я вышел из дому, чтобы купить бараньих отбивных. Когда я поворачивал на Мор-тимер-стрит, то заметил девушку приблизительно двадцати двух лет, брюнетку с карими глазами, одетую в зеленый джемпер, юбку в клетку, шляпку-панамку и черные туфли, которая ехала на велосипеде марки «Ройал Санбим» со скоростью около десяти миль в час и на углу около церкви Святого Симона и Святого Иуды выехала на запрещенную часть улицы, направляясь в сторону рынка»! Конечно, все к этому сводится, но в реальной жизни все это приходится выуживать из памяти свидетеля с помощью серии вопросов. И к тому же в романах все это приходится излагать кратко и последовательно, потому что реальный разговор был бы таким долгим, таким перегруженным пустословием и таким нудным, что ни у кого не хватило бы терпения дочитать его до конца. Писателям приходится, видите ли, считаться со своими читателями, сколько бы их ни было.
— Да, — согласился мистер Пиггот, — но все же я готов спорить, что для большинства людей было бы зверски трудно все припомнить, даже если вы будете задавать им наводящие вопросы. Я бы не смог — но ведь я знаю, я немного дурак, — но ведь большинство людей тоже не смогут. Вы понимаете, что я хочу сказать. Свидетели — это не детективы, они просто средние идиоты, вроде вас или меня.
— Именно так, — ответил лорд Питер и улыбнулся, увидев выражение лица несчастного студента, когда до того дошел смысл собственной последней фразы. — Вы хотите сказать, что, если бы я спросил вас в общей форме, что вы делали, скажем, в этот день неделю назад, вы не смогли бы мне ничего рассказать вот так, с ходу?
— Нет, уверен, что не смог бы. — Он подумал. — Нет. Думаю, что работал, как обычно, в госпитале, ну а поскольку это был вторник, то несколько часов отсидел на лекции — будь я проклят, если помню на какой, — а вечером я пошел погулять с Томми Принглом... нет, это было, вероятно, в понедельник... или в среду? Вот видите, я ни о чем не мог бы заявить под присягой.
— Вы несправедливы к себе, — серьезно сказал лорд Питер. — Я, например, уверен, вы можете вспомнить, что вы делали в тот день в анатомичке.
— Господи, нет же! Не точно. Я хочу сказать, что мог бы вспомнить, если бы долго поразмышлял над этим, но я не мог бы присягнуть в суде.
— Ставлю полкроны против шестипенсовика, — сказал лорд Питер, — что вы это вспомните за пять минут.
— Уверен, что не смогу.
— Посмотрим. Ведете ли вы какие-нибудь записи, когда делаете вскрытие? Рисунки или что-нибудь вроде этого?
— Да, конечно.
— Подумайте об этом. Что вы записали туда в последний раз?
— Это легко, поскольку я в то утро только это и сделал. Это была характеристика мышечной ткани ног.