— Конечно.
— И весь персонал работного дома будет держать язык за зубами?
— Конечно.
— И полиция?
— Тоже.
— Потому что в противном случае полиции некого будет арестовывать.
— Мой дорогой Уимзи, неужели вы думаете, что я дурак?
— Я на это никогда и не надеялся.
Паркер хмыкнул в последний раз и ушел.
Лорд Питер сел за стол и погрузился в своего Данте. Но это не дало ему успокоения. В карьере частного детектива лорду Питеру очень мешало образование, полученное им в привилегированной частной школе. Несмотря на предостережения Паркера, он не всегда мог отбросить это наследие. Его ум еще в юности был извращен такими книгами, как «Лотереи» или «Приключения Шерлока Холмса», и нравственными принципами, которые те защищали. Он принадлежал к семье, в которой никто никогда не убил ни одной лисицы.
— К сожалению или к счастью, я всего лишь любитель, — сказал лорд Питер.
И тем не менее в процессе общения с Данте он принял решение.
В полдень он оказался на Харли-стрит. По вторникам и пятницам с двух до четырех часов дня любой желающий мог проконсультироваться у сэра Джулиана Фрика по поводу расстроенных нервов. Лорд Питер позвонил у входной двери.
— Вам назначено, сэр? — спросил слуга, открывший дверь.
— Нет, — ответил лорд Питер, — но не передадите ли вы сэру Джулиану мою карточку? Думаю, что он, может быть, примет меня и без предварительной записи.
Он опустился в кресло в уютной комнате, где пациенты сэра Джулиана дожидались его целительного совета. Страждущих было много. Две или три модно одетые женщины вели разговор о магазинах и слугах и дразнили крошечную собачку. В углу одиноко горбился крупный мужчина, с озабоченным видом все время поглядывавший на часы. Он контролировал финансы пяти стран, но не мог справиться с собственными нервами. Лорд Питер знал его в лицо. Это был Уинтрингтон, миллионер, пытавшийся покончить с собой несколько месяцев назад. Теперь финансы пяти стран находились в умелых руках сэра Джулиана Фрика. У камина расположился молодой человек, по виду военный. У него было преждевременно постаревшее морщинистое лицо, держался он прямо, но его беспокойные глаза реагировали на малейший шорох. На диване сидела скромного вида пожилая женщина с маленькой девочкой. У девочки был апатичный и несчастный вид. Во взгляде женщины светилась нежность к ребенку и тревога, смягченная робкой надеждой. Рядом с лордом Питером сидела еще одна молодая женщина с маленькой девочкой, и лорд Питер обратил внимание на их широкие скулы и прекрасные, серые, широко расставленные глаза, выдававшие славян. Ребенок-непоседа наступил на дорогой, из патентованной кожи ботинок лорда Питера, и мать сделала девочке замечание по-французски, после чего повернулась к лорду Питеру, чтобы извиниться.
— Mais je vous en prie, madame [5], — сказал молодой человек, — это пустяки.
— Она очень нервная, бедняжка, — сказала молодая женщина.
— Вы пришли проконсультироваться по поводу ее?
— Да. Он чудесный человек, этот доктор. Представьте себе, мсье, она никак не может забыть, бедное дитя, того, что ей пришлось увидеть. — Она наклонилась ближе к Питеру, чтобы девочка не могла слышать. — Мы бежали... Из умирающей от голода России... Шесть месяцев назад. Не осмеливаюсь вам рассказать, у нее такой острый слух, а потом крик, она вся дрожит, начинаются судороги — и все это повторяется снова и снова. Когда мы приехали, мы были похожи на скелеты — о Господи, — но сейчас уже получше. Она была бы покрепче, если бы не нервы, из-за которых бедняжка не может есть. Мы — те, кто постарше, — мы быстро забываем, в конце концов, можем заставить себя не думать об этом, — но дети! Когда люди молоды, мсье, они более впечатлительны, — добавила она по-французски.
Лорд Питер, вырвавшись из рабства британской сдержанности, находил удовольствие в общении на языке, в котором сочувствие не обречено на немоту.
— Но сейчас ей уже лучше, гораздо лучше, — с гордостью говорила мать, — это великий доктор, он творит чудеса.
— Да, это драгоценный человек, — ответил лорд Питер по-французски.
— Ах, мсье, да это настоящий святой, он просто творит чудеса! — продолжала она, мешая французские фразы с английскими. — Мы все время молимся за него — Наташа и я, каждый день. Верно, дорогая? И подумайте только, что этот великий человек, этот знаменитый человек делает все это совершенно бесплатно. Когда мы приехали сюда, у нас не было даже теплой верхней одежды — мы были разорены, погибали от голода. А поскольку мы происходим из хорошей семьи, увы, мсье, в России, как вы знаете, мы терпели только оскорбления и унижение. И вот великий сэр Джулиан видит нас, он говорит: «Мадам, ваша девочка очень меня заинтересовала. Больше ни слова. Я буду лечить ее бесплатно — за эти прекрасные глаза!» Ах, мсье, это святой, настоящий святой! И Наташе сейчас стало лучше, гораздо лучше.
— О мадам, я желаю вам счастья!
— Ну а вы, мсье? Вы такой молодой, здоровый, сильный — неужели вы тоже страдаете? Вероятно, это все последствия войны?
— Кое-какие остатки контузии после взрыва снаряда, — ответил лорд Питер.
— Ах да. Столько хороших, смелых молодых людей...
— Сэр Джулиан может уделить вам несколько минут, милорд, если вы сейчас пройдете со мной, — сказал слуга.
Лорд Питер поклонился своей соседке и прошел через комнату ожидания. Когда дверь приемного кабинета закрылась за ним, он припомнил, как однажды он, переодетый, вошел в штабной кабинет одного немецкого офицера. Сейчас он испытывал то же чувство — словно он оказался в ловушке.
Лорд Питер видел сэра Джулиана несколько раз издали, но ни разу вблизи. Теперь, тщательно и довольно подробно описывая ему обстоятельства своего недавнего нервного срыва, он рассматривал сидящего перед ним человека. Это был крупный мужчина с невероятно мощными плечами и изящными кистями рук. Красивое бесстрастное лицо в ореоле рыжей гривы и бороды. Ярко-голубые глаза, жесткий, высокомерный взгляд. Это не были спокойные и дружелюбные глаза семейного доктора, это были задумчивые глаза вдохновенного ученого, они пронизывали собеседника насквозь.
«Ну, — подумал лорд Питер, — надеюсь, мне не придется расписывать ему все подробности».
— Да, — сказал сэр Джулиан, выслушав рассказ своего нового пациента, — так. Вы слишком напряженно работали. Бились над какой-то проблемой. Да. Вероятно, даже больше — вы мучили свой ум, если можно так выразиться?
— Я оказался лицом к лицу с очень тревожащим меня стечением обстоятельств.
— Так. Вероятно, неожиданно.
— Да, действительно очень неожиданно.
— И за этим последовал период умственного и физического напряжения. Неожиданное стечение обстоятельств носило для вас личный характер?
— Скажем так, оно потребовало немедленного принятия решений относительно моих дальнейших действий, — да, в этом смысле оно, несомненно, носило личный характер.
— Без сомнения, вам пришлось взять на себя какую-то ответственность.
— Очень серьезную ответственность.
— Касающуюся и других, помимо вас?
— Напрямую касающуюся одного лица и очень многих — косвенно.
— Итак, приступ случился ночью. Вы сидели в темноте?
— Нет, сначала при свете. Затем я сам его выключил.
— Да, несомненно, это действие естественно пришло вам в голову. Вам было тепло?
— Думаю, что камин к тому времени уже погас. Мой слуга говорит, что, когда я вошел к нему, у меня зубы стучали.
— Так. Вы живете на Пикадилли?
— Да.
— Как я понимаю, там всю ночь интенсивное движение транспорта?
— О, как правило.
— Именно так. Теперь об этом вашем решении — вы приняли его?
—Да.
— Вы решили предпринять какое-то действие, в чем бы оно ни заключалось.
— Да.
— Так. Ваш план, вероятно, подразумевал и некоторый период бездействия?
— Относительного бездействия — да.
— Или неопределенности — можем мы это так сформулировать?
— Да, неопределенности, конечно.