- Ох, напрасно, дедушка. Может человек раскаялся бы, а так вы просто озлобили его.
- Доживешь до моих лет, тогда учить будешь. Сам-то чего молчишь, за все время путешествия так толком и не разговорил тебя. Ты ж внук мой, узнать хочу получше, каким человеком стал.
- А что рассказывать, вы уж за восемь месяцев и сами могли узнать, что я за человек.
- Тут ты прав, узнать узнал - самонадеянный, гордый, бестолковый. Одним словом весь в меня.
- Ну, спасибо за лестную характеристику, - привыкший к едкому языку деда Жак только улыбнулся.
- Но чем живешь в Париже всё равно расскажи.
- Про что же вам рассказать? - снова улыбнулся сделавшийся отчего-то счастливым Жак. - Про блондинку Жоржету, брюнетку Жанну или рыжую Марию? Если, конечно, вам это интересно и за время пребывания в Азии вы не отвыкли от изящных французских имен и не предпочитаете им каких-нибудь Лу, По и Пи.
- Ты дедушке не дерзи, - подмигнул не обидевшийся на внука Жан. - Я бы в твои годы о десяти блондинках Жоржетах, двадцати брюнетках Жанн и тридцати рыженьких Марий рассказать бы мог. Мог, да не стал бы - порядочные мужчины не треплют языком о таких вещах.
- Осадили, признаю поражение, - Жак вскинул руки в характерном жесте, при этом чуть не выронил топор.
- То-то. Да топор не урони, сейчас пригодится. Куда дальше идти, давай здесь сосенку выбирать.
Жак осмотрелся. Его взгляд тут же был прикован пушистой прелестницей, чьи зеленоватые ветви больше походили на пушистые лапки котенка, настолько кучно росли отливавшие праздничной синевой. Юноша подошел к дереву ближе, отряхнул снег с ветки снег, принюхался. В нос ударили смоляная горечь и сладость прелой травы, аромат европейских сосновых рощ. Жак на мгновение перенесся за тысячи километров от Европы, домой, во Францию, очутился в одном из лесов своей Родины.
- Понравилась? Так руби, или старику Коретину прикажешь всю работу за тебя делать? - вернул Жака обратно в Тибетские горы дед.
- Как скажешь, дедушка, - Жак начал примерять на себя роль лесоруба.
Вскоре он полностью погрузился в работу и не заметил, что стук топора привлек внимание людей. Группа солдат, направлявшаяся в очередную тибетскую деревню затаилась между деревьями метрах в пятидесяти от Бюстьенов. Рядовые вопросительно посмотрели на командира. Тот жестами отдал приказания. Группа разделилась, к Жаку и Жану подкрадывались два солдата, остальные бесшумно продолжили свой путь.
...
Луи оторвался от карты, на которой отмечал посещенные ими деревни и поселки, взглянул на часы. Отец и Жак давно должны были вернуться. Пожав плечами, вернулся к карте. Удивительно, но они успели побывать везде, причем по два раза. Единственное место - это та самая забегаловка, в которой он встретил китайца. Если там о Лине ничего неизвестно, их пребывание в Тибете становятся бессмысленным.
"Я свое слово сдержал, Линь. Жаль, если ты погиб, в таком случае свой долг я вернул тебе даже в могилу", - подумал Луи, уперев широко расставленные руки в края стола.
Их приютили в одной богом забытой деревушке небогатая крестьянская семья, глава которой за дополнительную медяшку не стал возражать против празднования католического рождества. Домик был бедный, но характерный для остальных жилищ тибетцев запах сырости и пропавшей рыбы здесь отсутствовал, что не могло ни радовать Бюстьена. В предоставленной комнате удалось даже создать дух рождества, украсив комнату простенькими бумажными гирляндами, которые Жак изготовил собственноручно. Жан настаивал на наличии рождественского дерева, потому вместе с внуком отправились в лес неподалеку, оставив Луи наедине со своими мыслями.
Спрятав карандаш в коробок, он свернул карту, засунул ее в черный полый цилиндр, закрыл его крышкой, подошел к стоявшему на подоконнике кувшину с водой, отпил немного, посмотрел на улицу. Снежинки переливались в лучах заходящего солнца, горы величественно возвышались над горизонтом, обрамляя диск солнца с двух сторон, ветер гонял белую крупу по земле, вырисовывая замысловатые узоры. Красота момента заворожила Луи, он любовался природой, вспоминая свой магазинчик в Лондоне.
- Да, нужно возвращаться, - произнес он спустя какое-то время.
Отец, наверняка, не поедет с ними, но и не сильно расстроится - старки он самостоятельный. Зато Жак будет искренне рад. Луи стал представлять, какие барыши сможет получить за приобретенные во время поездки товары, когда с улицы донесся какие-то громкие хлопки. Можно было подумать, что тибетцы переняли традиции китайцев и начали взрывать петарды. Хлопки повторились, Бюстьен догадался - то были выстрелы. Причем судя по частоте выстрелы из автоматического оружия.
Он направился было к выходу, но в дверях столкнулся с крестьянином, приютившим их. Тот держал в руках два ружья, одно сунул Луи в руки, что-то напугано бормоча.
- Зачем мне это? Что случилось? - в этот момент француз по-настоящему испугался. Он побежал за крестьянином, семенившим на улицу, выбрался во двор и увидел сюрреалистичную картину - мужчины в военной форме с автоматическим оружием в руках и касками на голове, стреляют в воздух, сгоняя жителей деревни к центру. Крестьянин дергает Луи за рукав, жестом заставляет пойти за ним. Луи понимает: случилось что-то плохое, подчиняется. Видит, что дети и жена крестьянина собраны, бегут прочь от деревни. Тибетец что-то лепечет, дулом ружья тычет в мужчин в форме. В этот момент двое из пришлых замечают беглецов, направляются в их сторону. Один из приближающихся стреляет в воздух, что-то требует, стараясь говорить на местном наречии. Второй громко произносит слова на европейском языке.
"Это немецкий,- узнает Луи, - они немцы!"
Похоже, владение мужчиной в форме местным наречием оставляет желать лучшего, потому что крестьянин стреляет в них. Перепугавшийся Луи, попытался остановить того, понимая - если на выстрел ответят у него и тибетца никаких шансов. Тщетно - тибетец промахнулся, немцы ответили очередью, которая рассекла крестьянина и Луи. Все произошло так быстро, что француз не сразу понял, отчего возникла слабость в ногах. Никакой боли не почувствовал, просто рухнул на землю, а когда попытался встать, ему помещала сильная резь в области живота. Поднеся туда руку, Луи нащупал теплую жидкость - его собственную кровь.
"Я умираю!", - осознал Бюстьен и мысль эта страшно его напугала. Он попытался зажать рану руками, позвать кого-то на помощь, но не смог пошевелить онемевшим языком.
Немцы тем временем заставили семейство крестьянина следовать за ними, оставив умирающих валяться на земле. Оправившись от шока, Луи повернул голову, увидел тело крестьянина, которому повезло гораздо меньше - пули пробили ему грудь, задели сердце, от чего тот умер очень быстро. Луи же, не смотря на кровотечение понял, что может двигаться, если не идти, то ползти и пока еще не умирает.
Ощутив невероятный в его положении прилив сил, француз поднялся на ноги, продолжая заживать рану в животе левой рукой, побежал под гору, отталкиваясь правой рукой всякий раз, когда был близко к падению. Он спустился к плато, как ему показалось быстро, почти добрался до дороги, когда ноги снова предательски задрожали. Донеслись крики немцев, заметивших его. Луи надеялся, погоня снова придаст ему сил, он сумеет убежать, но вместо этого француз еле плелся, чудом удерживаясь на ногах.
Очень скоро его нагнали. Луи упал на колени, исподлобья посмотрел на немцев, направивших свое оружие прямо ему в лицо. Через мгновение короткая очередь пистолета-пулемета оборвала жизнь французского коллекционера, оставшегося верным своему слова до конца жизни.
Глава 5.
1
25 апреля 1936 года. Ненанесенный на карту остров Тихого океана.