- Да, вы совершенно правы, Сиро, нужно будет попробовать проделать тоже самое, но без обезболивающего. Понадобятся ремни покрепче, но это не проблема, - ответил Крузе. - Самое прекрасное, что подопытный материал под рукой, но Эмберх не разрешает мне им воспользоваться, боится привлечь внимание.
- Тюса Исии полагает, что полковник Эмберх прав. Торопится с такими важными проектами не стоит.
Вслушиваясь в разговор, Шефер вошёл в просторное помещение, которое шторой разделялось на две неровные части - Крузе и японцы находились по ту сторону.
- Эрнст, это вы? - донесся голос Крузе. Медик отодвинул край занавески. - Идите скорее, посмотрите. Крайне любопытное зрелище.
Шефер откинул штору, оказался в импровизированной прозекторской. На столике в центре помещения лежал труп тибетца, руки и ноги которого были зачем-то связаны ремнями. Грудная клетка аккуратно разрезана и разделена на две части, открывая взору содержимое. Эрнст бывал на вскрытиях, потому картина его не шокировала, хотя и возникли вопросы. Откуда они взяли покойника? Для чего проводят вскрытие? Крузе, тем временем, объяснял.
- Вы наблюдаете организм, подвергшийся действию сильного яда. Полагаю, ни один человек не наблюдал подобного прежде. Если раньше можно было лишь читать сухие описания итогов воздействия отравляющих веществ на человеческий организм, то нам открылась уникальная возможность непосредственного созерцания этого процесса. Да подойдите вы ближе, не бойтесь, посмотрите, что происходит. На печень глядите, видите?
Шефер неуверенно подошел, не до конца понимая смысл сказанного, посмотрел на печень, мельком глянул на грудь, увидел ... Этого быть не может! К горлу подступило, он побледнел, с ужасом посмотрел на Крузе.
- В чем дело? Что с вами? Вы никогда не присутствовали на вскрытиях? - недоуменно посмотрел на биолога Крузе. - Не вздумайте падать в обморок! Эрвин, проводите его, - обратился медик к ассистенту.
Шефера подхватили вывели наружу. После прозекторской, специфических запахов, стоявших там, глоток свежего воздуха показался чем-то волшебным. Шефер покачнулся, но устоял на ногах. Ассистент презрительно посмотрел на него.
- Если неуравновешенны и чрезмерно чувствительны, нечего приходить к доктору Крузе, - сурово сказал он и ушёл.
Опираясь рукой о стену здания, Шефер даже не посмотрел на ассиснтента, отвел взгляд куда-то в сторону.
"Приду к вам, как же. Да я теперь дождаться не могу, когда покину это проклятое место", - подумал Эрнст.
Шефер не был неуравновешенным и чрезмерно чувствительным. Просто до сегодняшнего дня он никогда прежде не видел бьющегося сердца в груди разделанного человека.
4
4 августа 1970 год. Великобритания, небольшой городок графства Норфолк.
За полночь. На лугу перед имением тихо поют сверчки, из леска неподалеку доносится уханье совы. Звезды в отсутствие луны опустились низко, сверкают ярко. Млечный Путь тянется через всё небо. Случайный прохожий глянув на верх будет охвачен восторгом и чувством благоговения перед бесконечностью ночного неба. Тихий ветерок несёт с моря прохладу, издалека доносится плеск морской воды, разбивающейся об утесы. Размеренное приятное звучание ночи нет-нет, да и разорвет шум двигателя проезжающего по шоссе автомобиля. Но потом снова станет тихо, лишь монотонная едва слышная симфония природы будет доносится до чуткого уха бессонных обитателей леса.
Компанию им составил старый лорд Арчибальд Недвед, устроившийся в кабинете, некогда принадлежавшим его отцу. В комнате горела лишь настольная лампа, а крайне возбужденный старик с остервенением мотал карандашом по бумаге, нанося последние черты. Он и представить не мог, что настолько хорошо помнит её. Простой карандаш не передаст изумрудный блеск зелёных глаз, розоватый отлив нежных губ, румянец гладких щек. Он не передаст задор, жизнерадостность, печаль, сокрытую в глубине души, доброту, ощущавшуюся в каждом её движении. Нет,лишь образ, голый мертвый образ.
Разозлившийся лорд отбросил карандаш встряхнул полотно, взглянул на получившийся портрет. С листа бумаги на него смотрела Наташа Прохорова. Он сумел чрезвычайно точно передать черты ее лица, пририсовал ямочки в уголках губ, которые появлялись всякий раз когда она звонко смеялась, робко улыбалась, добавил морщинки на лбу - верный признак глубокой задумчивости. И всё равно это не то!
Арчибальд закинул руки за голову, посмотрел на шкатулку, стоявшую на краю стола, бросил взгляд на портрет Наташи, разозлился. Он схватил полотно, скомкал его, вслед за карандашом метнул бумажный клубок в угол.
- Откуда ты взялась, зачем разбередила мою душу?! - с надрывом в голосе произнёс он, упав на колени перед шкатулкой.
Нет, не легко ему пришлось. Все эти годы одиночества, терзаний он пытался заглушить боль, умертвить заболевания, но не мог, ничего не помогало.
"Не забвение разлука: то - спасенье, это - мука", - так писал Лермонтов, стихи которого отчего-то помогали Недведу смягчить боль утраты, забыться. Порой нахлынувшие чувства он глушил именно так - читая вслух заученные наизусть стихи великого поэта.
Но сейчас ничего глушить не хотелось. Он злился, был в смятении, сбит с толку, но понимал - больше скрываться от прошлого не получится. Арчибальд понял это еще когда принял решение вернуться в фамильное имение, но только сейчас он открыто признался в себе - настал черед испить чашу страданий до дна.
Лорд встал, поднял с земли смятый лист, разгладил его, посмотрел на милое сердцу лицо.
"Ещё один шанс, только лишь шанс и я бы всё исправил", - подумал он. Отложил лист в сторону, подошёл к окну, открыл его, вздохнул, вбирая в себя прохладный воздух, окинул взглядом свои владения. От созерцания дремлющей природы стало легче, глаза сами собой закрылись, лорда стало клонить в сон. Он уже подумывал пойти прилечь, когда ощутил перемены. Он не слышал привычного щелчка, зато заметил, что прекратился ветерок, с улицы перестали доноситься звуки, мир вокруг замер. Открыв глаза, Арчибальд не сомневался, что увидит перед собой пленницу шкатулки. Что же, он сам того пожелал, предстояло выяснить, чего она хочет на этот раз.
5
Осень 1972 года. СССР, Омск.
Пьяненький Юн Линь сидел у окна своего домика и любовался опадавшими с яблони листьями. После того, как он поправился ("Никогда не видел, чтобы такие глубокие порезы заживали быстро", - удивлялся тогда доктор) на него напала хандра. Безразличный к спиртному, он крепко присел на водку, бросил ходить на работу, потерял ее и остался без средств к существованию. Но ему было всё равно.
Вспоминал Китай, родную деревню, детство. Как никогда хотелось домой, но было нельзя. Он покинул Родину после начала Культурной революции. Герой Гражданской войны, но поначалу верил, что его слово обладает хоть каким-то авторитетом, но быстро разобрался в ситуации. Если чему Линь и научился за свою непростую жизнь, так это чувствовать опасность. В шестьдесят седьмом году незаконно пересёк границу, сдался первым попавшимся советским солдатам. На Родине ему грозили лагеря и даже смерть, Юн поначалу опасался, что та же участь уготовлена ему в Союзе. Но нет, пронесло. Не поднимая шума, ему выдали паспорт на чужое имя, выдали дом в поселке неподалеку от Омска. Поговаривали, что без вмешательства влиятельных людей не обошлось - якобы за Линя ходатайствовал из Москвы генерал Шорохов.
Поначалу за Юнем следили, но быстро утратили интерес: он ходил только на работу и обратно, изредка наведывался в местный продуктовый магазин, да копался у себя на огороде, вел тихую неприметную жизнь. Его всё устраивала - он успел набегаться, насмотреться смертей и страданий, хотелось спокойно дожить свой век, работая на земле. А тут вдруг этот автобус, Сергей. Воспоминания о сети пещер, ведущих к храму, давно не давали Линю покоя, но он отгонял их. А в тот момент решил, что смерть рано или поздно приберет его к рукам и никто не узнает о событиях тридцатилетней давности, которые только на первый взгляд могли показаться незначительными. Разоткровенничался. Сначала стало легче, но спустя какое-то время Юн почувствовал себя раздетым.