Грудная пластина солдата блестела, и на ней, несмотря на возраст, почти не виднелось царапин. Но в одном месте, низко на боку, идеальную портила картину колотая рана – тёмная угловатая дыра, пробитая в такой толще серебристой стали, которую ни один человек не смог бы унести, и ни один кузнец – выковать.
– Значит, тебя можно ранить… – Я повернулся и взял мальчика за плечо. – Ступай к двери, Хеннан. – Я повернул его и толкнул туда.
– Назовите предмет вашего запроса. – Солдат сжал пальцы, каждый длиной с моё предплечье и со множеством суставов. От этого мне на память пришёл нерождённый монстр, созданный из могил в лагере Тэпрута. Чтобы его свалить, понадобился слон, а от солдата, судя по его виду, и слон бы отскочил.
– Я просто пришёл посмотреть, что делает мальчик, – сказал я. – Похоже, он собирается пробраться внутрь.
Верхняя часть солдата повернулась в сторону двери. Механический солдат не боится показывать спину потенциальному врагу. Удар боевым топором ему между лопаток развалит хороший топор и уберёт все сомнения в том, враг ты или нет.
Одну руку я держал в кармане. Она сомкнулась на ключе. Ключе Локи. Он казался холодным, скользким, словно выскользнул бы из пальцев при первой возможности. Я вытащил его, и по моей руке пошла радостная тёмная пульсация.
Высоко надо мной, между серебристыми пластинами плеч, на свету блестела круглая впадина, окаймлённая сложной смесью зубцов. Вблизи я видел не только одно кольцо с зубцами, но и второе – чуть меньше и установленное чуть дальше, потом третье и четвёртое, и другие, формирующие коническую выемку в пару дюймов. Ключ сохранял форму того ключа Раско, тень которого на него упала: грубый и тяжёлый, зазубренная прямоугольная пластина на толстом штыре дюймов шести в длину.
Олаф Рикесон держал его раньше Снорри. Ключ Локи взяли с его замёрзшего трупа, но до своей смерти Рикесон поднял с его помощью армию. Армию, которая, как он думал, сможет дойти до врат Йотунхейма и победить гигантов, которых боялись даже боги. Олаф открывал этим ключом не только двери – он открывал сердца, открывал умы.
Вытянувшись изо всех сил вверх, я бросился вперёд и сунул ключ в скважину для подзавода солдата. Холодный как лёд обсидиан, обжигая кожу, перетекал в моей руке, но я держал крепко, и в тот миг, как ключ встретился с замком, он стал толстым чёрным стержнем с конусом на конце, изрытым бесчисленными зарубками.
Есть правило, по которому что-то заворачивают или отворачивают. Это правило старше империй, и называется оно "по часовой стрелке" и "против часовой". В одну сторону заводишь, в другую – наоборот. Сгоряча, в холодном ужасе, я просто предположил. И всю свою силу приложил к задаче. За три удара сердца, каждый из которых, казалось, грохотал медленнее, чем самый торжественный погребальный ритм, эта чёртова штука не сдвинулась. Время вокруг меня заморозилось. С глухим лязгом солдат остановился и начал разворачиваться в мою сторону, вырывая ключ из моей ладони. Одна рука потянулась ко мне, выгнувшись на локтевом шарнире под таким углом, что развеялось всё сходство солдата с человеком. Длинные металлические пальцы потянулись, чтобы обхватить моё запястье, и каждый оканчивался острыми как бритва когтями, способными легко отделить мясо от кости.
Может, дополнительный страх придал мне сил, или Локи так пошутил, но в этот миг замок без предупреждения поддался, и ключ повернулся. Он резко дёрнулся с таким звуком, будто сломалось что-то дорогое. Затем раздался резонирующий металлический звон и многотональное жужжание тысяч раскручивающихся шестерёнок, маховиков, зубцов и спусковых механизмов. Солдат остановился, как только ключ вывернулся из моей руки, и металлическое лицо повернулось в мою сторону. Солдат обмяк, странный свет в медных глазах погас, и через какую-то долю секунды всё это огромное стальное страшилище стояло передо мной совершенно тихо и без намёков на движение.
Пальцы руки солдата почти дотянулись до моей груди, кончик когтя на самом длинном из них прорезал трёхдюймовую полосу на моей рубашке, в конце которой на ткани начало проявляться маленькое алое пятно.
– Чёрт! – Я взялся за палец и попытался его отодвинуть. Хеннан бросился на помощь и тоже принялся тянуть, нервно глядя на солдата. Хотя механизм, видимо, выключился, пошевелить его было невозможно, и с тем же успехом я мог сидеть за железной решёткой.
– Проскользни, – сказал Хеннан.
– Что? – Даже самый тощий труп в долговой тюрьме и то не смог бы проскользнуть между пальцами.
Хеннан вместо ответа поднял руки над головой и, извиваясь, опустился на корточки.
– А-а. – Недостойно, но какого чёрта? Я последовал его примеру и спустя миг уже выползал из-под руки солдата, не получив новых повреждений, если не считать оторванного с моего плеча парчового эполета.
– Ты его остановил! – Здесь, вблизи, Хеннан глазел на солдата с благоговейным ужасом, которого ему не хватало, когда мы наблюдали из-за угла, и он требовал от меня броситься на штурм башни с голыми руками против стражи.
– Если я не смогу добиться большего, то мы в беде. – Большая часть моего разума кричала мне бежать. Но над этим плавало лицо Эдриса Дина – не каким он был в Берентоппене этой весной, а каким он был, когда моя окровавленная мать сползала с его меча. Алое пятно от когтя солдата словно напоминало о ране, которую в тот день оставил мне клинок Эдриса. Оно медленно разрасталось, расцветая на месте старой раны, которая едва не забрала мою жизнь. На миг этот вид меня загипнотизировал.
– Ял! – Настойчиво проговорил Хеннан и потянул меня за рукав.
– Принц Ялан, – сказал я. – Пусти. – Я стряхнул его, вытащил ключ и обошёл солдата. На улице слева и справа было пусто. Ярдах в пятидесяти на перекрёстке шёл посыльный, погружённый в свои дела. Я потянулся, схватился за плечо солдата, встал ему на колено и поднялся вверх.
– Ял, принц, нам надо… – Хеннан указал на дверь.
– Она заперта, и с другой стороны люди с мечами, – сказал я, глядя на блестящий металлический череп солдата.
На гладком лбу, где в отвратительном отражении искажалось моё лицо, над поверхностью на волос поднимался маленький диск. Я ударил по нему основанием ключа и отодвинул, открыв маленькое круглое отверстие не шире зрачка глаза. Затем прижал конический наконечник ключа и пожелал, чтобы начал действовать обман Локи. Спустя мгновение концентрации обсидиан снова потёк – жидкая ночь в моих пальцах, холодная от возможностей, преобразовалась, уменьшилась до размеров отверстия, и в конце концов я уже держал в руках тонкий чёрный стержень.
– Ты мой, – прошептал я, вспомнив Юсуфа, ожидавшего вместе со мной в Золотом Доме, и его чёрную улыбку, когда он рассказывал, как машина Механика кодирует стержень для каждого нового владельца, и как этот стержень, вставленный в нужное место головы механического солдата, переносит его верность на купившего его человека. Я почувствовал, как изменяется стержень, как он сцепляется, а потом медленно вынул его, все шесть дюймов обсидиана. – Мой! – сказал я громче.
– Но… – Хеннан нахмурился, когда я спрыгнул на землю рядом с ним. – Ты его сломал…
– Я спустил его завод, – сказал я. – Есть разница. И в любом случае, завода у него оставалось немного. – Я вернулся к месту завода солдата. Пока я тянулся к выемке, ключ изменился под её форму. – Давай-ка… – Я начал поворачивать ключ в противоположную сторону. – Посмотрим… – Я нажал сильнее. – Что… – Внутри туловища солдата зашелестели и зажужжали зубцы. – Мы… – Я продолжал крутить. – Можем… Сделать.
Я не учёный и не ремесленник, но, кажется, припомнил, что природа вещей не сильно отличается от жизни. Из ничего не получишь ничего, а если хочешь получить много, то нужно много вложить. Я хотел получить много из своей новой собственности, и не хотел много вкладывать. На самом деле я должен был заводить целый час, только чтобы заставить солдата сделать шаг, но у ключа были свои правила. Его создали, чтобы отпирать, убирать препятствия, позволять владельцу получать то, что он хочет. Я хотел получить полностью заведённого солдата. Его неспособность работать была для меня препятствием. Я вспомнил, что, держа орихалк, я мог, хорошенько сосредоточившись, собирать дикую пульсацию свечения в единый ослепительный луч и направлять его вперёд, пока концентрация не ослабевала, и тогда луч распадался. Сейчас я так же сосредоточился и попытался направить весь свой потенциал единым лучом через чёрный стержень в моей руке в металлическую массу солдата.