– Я говорил тебе сот…
Я наклонился сблевануть.
– Ладно! – Снорри поднял руку, останавливая меня. – Если это не даст тебе заблевать всю мою лодку. – На миг он наклонился за борт, направляя лодку своим весом, а потом сел обратно. – Туттугу! – Он приставил два пальца к глазам, показывая следить за льдинами. – Этот ключ. – Снорри похлопал по овечьей куртке над сердцем. – Нам он достался нелегко. – Туттугу фыркнул. Я едва не содрогнулся. У меня неплохо получалось забывать всё, случившееся между днём, когда мы покинули Тронд, направляясь в Чёрный форт, и нашим возвращением назад. К несчастью, пары намёков оказалось достаточно, чтобы воспоминания начали просачиваться через барьеры. В частности, меня снова начал преследовать скрежет железных петель, раздававшийся, когда дверь за дверью сдавались нерождённому капитану и тому проклятому ключу.
Снорри уставился на меня своим взглядом, со смесью честности и решимости, от которого хочешь присоединиться к нему в любом его безумном плане – всего на миг, пока в дело снова не вступит здравый смысл.
– Мёртвый Король захочет вернуть ключ. Другим он тоже нужен. Во льдах, зимой, в снегу мы были в безопасности… но как только гавань расчистилась, ключ нужно переместить. В Тронде его не уберечь.
Я покачал головой.
– Безопасность – это последнее, что у тебя на уме! Аслауг рассказала мне, что ты на самом деле собираешься сделать с ключом Локи. Все эти разговоры о том, чтобы привезти его обратно моей бабушке были чушью. – Снорри прищурился. В кои-то веки я от этого взгляда не запнулся. Измучившись за худший из дней и расхрабрившись от страданий путешествия, я продолжал бушевать, не обращая внимания на взгляды. – Ну! Разве это была не чушь?
– Красная Королева уничтожит ключ, – сказал Снорри.
– Отлично! – Я едва не кричал. – Это именно то, что она должна сделать!
Снорри взглянул на свои руки, лежавшие ладонями вверх на его коленях – большие, покрытые шрамами и мозолями. Ветер трепал его волосы, закрывая лицо.
– Я отыщу эту дверь.
– Боже! Этот ключ нельзя нести туда! – Если и правда была дверь в смерть, то никто в здравом уме не захочет оказаться перед ней. – Это утро меня научило, что нужно быть крайне осторожным с тем, какую дверь открываешь, и когда.
Снорри не ответил. Он продолжал молчать. Спокойно сидел. Долгое время не было слышно ничего, кроме хлопков паруса и плеска волн о корпус. Я знал, какие мысли носятся в его голове. Я не мог их озвучить, у меня бы во рту слишком пересохло. Я не мог их отрицать, хотя это было бы лишь эхом той боли, которую причинило бы такое отрицание ему.
– Я верну их. – Он посмотрел мне в глаза, и на миг я поверил, что он сможет. Его голос, и всё его тело сотрясалось от чувств, хотя непонятно было, насколько это печаль, а насколько гнев.
– Я найду эту дверь. Отопру её. И верну мою жену, моих детей и моего нерождённого сына.
ТРИ
– Ял? – Кто-то тряс меня за плечо. Я протянул руку, чтобы покрепче обнять Эдду, и обнаружил, что мои пальцы запутались в отвратительных рыжих зарослях просоленной и засаленной бороды Туттугу. Вся грустная история разом обрушилась на меня, и я издал стон, а потом застонал ещё сильнее от качки, поднимавшей и опускавшей нашу маленькую лодочку.
– Что? – Сон мне снился неважный, но всё же лучше, чем это.
Туттугу сунул мне полбуханки тёмного викингского хлеба, словно на корабле действительно возможно есть. Я отмахнулся. Если норсийские женщины были лучшим, что есть на крайнем севере, то их кухня считалась одной из худших. С рыбой они в основном справлялись неплохо: еда получалась простая и недорогая, хотя надо было следить, чтобы тебя не накормили сырой рыбой, или полутухлой, воняющей хуже мертвечины. Они называют это "деликатесы". Есть надо, когда пища на стадии между сырой и протухшей! Мясо – то мясо, которое способно цепляться за почти вертикальные поверхности севера – им можно было доверить приготовить на открытом огне. Всё остальное получалось ужасно. А что касается прочего съестного, норсийцы делали его почти несъедобным при помощи комбинации соли, маринада и сушёных гадостей. Китовое мясо они консервировали, пи́сая на него! По моей теории, за долгую историю набегов друг на друга они приучились делать свою еду настолько отвратительной, что никто в здравом уме не захотел бы её украсть. И таким образом гарантировали себе: что бы враги ни утащили – женщин, детей, коз, золото – по крайней мере, обед они оставят.
– Подплываем к Олаафхейму, – сказал Туттугу, снова пытаясь всучить мне мою порцию.
– Чё? – Я поднялся и посмотрел за нос лодки. Казавшаяся бесконечной неприветливая береговая линия мокрых чёрных утёсов, защищённых мокрыми чёрными скалами, сменилась устьем реки. По обе стороны взмывали крутые горы, но здесь река пробила долину, по краям которой можно было пасти скот, и оставила округлую пойму, где ютился маленький порт, выделявшийся на чёрном фоне.
– В море лучше не ночевать. – Туттугу помедлил, откусив хлеба в своей руке. – Особенно когда земля так близко. – Он глянул на запад, где солнце собиралось опуститься к горизонту. Быстрый взгляд, который он бросил на меня, прежде чем принялся есть, сказал мне, что он не хотел бы оставаться со мной в лодке, когда на закате явится Аслауг.
Снорри сменил курс в сторону устья реки, Хёнир, как он её назвал, и направил лодку против слабого течения в сторону гавани Олаафхейма.
– Ял, здесь одни рыбаки и налётчики. Клан Олааф, во главе которого стоят ярлы Харл и Кнутсон, братья-близнецы, сыновья Кнута Ледяного Грабителя. Это не Тронд. Люди здесь не настолько… космополитичны. Они скорее…
– Скорее расколют мне череп, если я гляну на них не так, – прервал я его. – Суть уловил. – Я поднял руку. – Обещаю не лезть в постель к дочерям ярлов. – Я даже говорил это всерьёз. Теперь, когда мы на самом деле отправились в путь, меня волновала перспектива вернуться в Красную Марку, снова быть принцем, снова предаваться свои развлечениям, веселиться со старыми знакомыми, и оставить все неприятности позади. А если планы Снорри ведут его другим путём, то нам остаётся лишь посмотреть, что будет. Как он раньше говорил, посмотрим, кто сломается первым. Узы, которые нас связывали, похоже, ослабли после событий в Чёрном форте. Мы уже могли разделяться на пять миль и даже больше, прежде чем начинались неудобства. И, как мы уже видели, если магия Молчаливой Сестры действительно уходила из нас, то эффект уже не был фатальным… если не считать других людей. Для критической ситуации совет Аслауг казался здравым. Пусть магия выйдет, пусть она и Баракель освободятся и вернутся в свои владения. Судя по последнему случаю, приятного будет мало, но это всё равно, что вырвать зуб – потом будет намного лучше. Впрочем, очевидно, я сделал бы всё, чтобы не вырывать конкретно этот зуб – если только для этого не пришлось бы долго и утомительно путешествовать в смертельной опасности со Снорри. По моему плану викинга надо было доставить в Вермильон и сделать так, чтобы бабушка приказала своей сестре снять наши узы как-нибудь помягче.
В гавань Олаафхейма мы прибыли, когда по воде к нам уже тянулись тени от кораблей на якоре. Снорри свернул парус, а Туттугу грёб к причалу. Рыбаки прерывали свои занятия, поставив корзины с хеком и треской, и таращились на нас. Торговки рыбой откладывали недоштопанные сети и толпились за спинами своих мужчин, глазея на новоприбывших. Норсийцы, занятые какими-то делами на ближайшей ладье из четырёх, высовывались за борт и кричали что-то на старом языке. Угрозы или приветствия, кто знает – викинги и самые тёплые пожелания могут прорычать таким тоном, что кажется, будто он обещает перерезать горло твоей матери.
Когда до причала оставался ярд, Снорри прыгнул с борта лодки на причал. Местные хлынули на скалу и немедленно его обступили. По множеству похлопываний по плечам и тону рычания я догадался, что у нас всё в порядке. Из-под некоторых бород изредка даже смешки доносились, что было непросто, поскольку члены клана Олааф отращивали на лицах самую впечатляющую растительность из всех, что я когда-либо видел. Многие культивировали такие лохматые взрывы, которые выглядели, словно обычные бороды после неожиданных и крайне поразительных новостей. Другие заплетали их в две, три, а то и в пять кос до пояса с железными колпачками на концах.