Судя по некоторым худым лицам в свете моей мерцающей свечи, Артос мог оказаться не единственным заключённым, которого придётся вытаскивать к свиньям к тому времени, как Раско соблаговолит отпереть камеру. Вскоре хуже стало одному из "громил", которому я заплатил яблоками, чтобы он удерживал голодающие массы от меня подальше – человеку с неправдоподобным именем Артемис Канони – несмотря на то, что его диета с моим появлением улучшилась. Казалось, он скорчился от какой-то скрытой боли, становясь всё меньше час от часу. У другого парня начался мокрый кашель. Не в нормальном смысле мокрый – из его напряжённой груди слышался рваный звук лёгких и бульканье разложения. Я держался от него подальше.
– Назад, опарыши-банкроты! – От рёва Раско я всегда вздрагивал, и всякий раз моя ненависть к нему становилась чуточку глубже. Должники отодвинулись от прутьев, как только по ним застучала дубинка Раско. Настоящие опарыши не сдвинулись с места, пережёвывая крошечными ртами останки глаз Артоса Мантоны. – Назад!
Мы с Хеннаном остались, где сидели, возле нашей последней свечи, от которой уже догорали последние дюймы. Мы разместились как можно ближе к прутьям.
За спиной Раско стояла женщина средних лет в серых лохмотьях и с ужасом смотрела на нас. Она выглядела скорее сухопарой, чем оголодавшей, и, по сравнению с остальными заключёнными, почти здоровой.
– Подвиньте того должника к воротам. – Раско кивнул на останки Артоса. – Эй, ты, давай-ка сюда и кати его. – Он пересчитал свои ключи и выбрал из них кусок железа, который подходил к воротам. Фонарь он держал в одной руке, и путаница теней качалась туда-сюда, узор от прутьев носился вперёд-назад по полу. Я раскрыл ладонь с маленькой руной, которая оказалась холоднее и тяжелее, чем следовало.
– Давай, чёрт возьми. – Отчаянно бормотал я, гоняясь за тенями, пытаясь поймать их рукой. Не было ни одной треклятой тени, похожей на ключ – только случайные пятна и раскачивающиеся тени прутьев.
– Чё там у вас, ваш светлость? – Раско помог женщине войти лёгким тычком между лопаток. – Чё-т на продажу? – Старая развалина, которого он определил передвинуть Артоса, пытался перекатить тело в проход. От поднявшейся вони старика стошнило на труп. – Чё-т нормальное?
Я встал, протягивая ему ладонь. Движение оказалось слишком быстрым, и подозрительный тюремщик захлопнул ворота, повернув ключ в замке. Несколькими секундами ранее мёртвые ноги Артоса не дали бы воротам закрыться, но старик протолкнул их как раз вовремя. Не знаю, что бы я тогда сделал. Уж точно совать голову под дубинку Раско мне не хотелось. Судя по виду, он, как и многие толстяки с крупными руками, обладал немалой силой. Не показной, мускулистой, а убийственной.
– Полегче, император! Без резких движений! Без резких! – Он покосился на мою руку, отдёргивая ключ. – Чё это?
– Погляди получше! – Я шагнул вперёд, а он шагнул назад, покачивая фонарём и выставив ключ, словно тот мог защитить от нападения. Я слишком сильно старался, и это выводило его из себя.
– Тебе б успокоиться, император, полегче. Не дай этому месту себя забрать. Немного попостишься и остынешь. – Он отвернулся, явно не собираясь принимать заказы на еду.
От огорчения я ударил по прутьям. Это не помогло. На следующую ночь я засну и выболтаю все свои секреты Сейджесу.
– Постой! – Высокий голосок Хеннана. – Серебряная крона. Крона Красной Марки серебром! – Он пребольно ткнул меня под рёбра. Раско с удивительной грацией резко развернулся.
– Серебро? Эт вряд ли. Серебро я бы учуял. – Он постукал себя по носу.
Хеннан снова меня ткнул, и с большой неохотой я вытащил из недр кармана одну из трёх серебряных монет – не обещанную крону, но серебряный флорин монетного двора Центрального Банка. Со всех сторон разнёсся голодный вздох.
– Заткнитесь! – Раско ударил по прутьям, злобно глянув на заключённых, и вернул взгляд на флорин. – Серебро, да? – На его лице отразилась особая жадность, словно монета была пудингом, который он собирался сожрать. – И чего вы хотите, ваш светлость? Мяса? Хороший кусочек на кости? Говядины? С кувшином подливки?
– Просто подержи фонарь вот так. – Хеннан изобразил, что надо сделать. – И ключ от двери, вот так. – Он вытянул одну руку перед другой. – И пусть тень упадёт на ладонь Ялана.
Раско нахмурился, его руки двинулись подчиниться, хотя сам он обдумывал возражения.
– Колдовство, что-ль? Какие-то языческие штучки, а, пацан? – Он отстегнул с пояса кольцо с ключами и вытащил самый большой из них.
– Он говорит, это принесёт нам удачу. – Я пожал плечами, вступая в разговор. – Чёрт возьми, я уже так устал от этого места, что немного удачи мне бы не помешало. Ключ символизирует свободу.
– А вы теперь, ваш светлость, поклоняетесь северным богам? – Раско рассеянно почесал нос рукой с ключом. – Не очень-то это по-христиански.
– Это просто азартная игра, Раско, просто игра. С тех пор, как я попал сюда, я так сильно молился Иисусу и Отцу, и не получил ничего. Я – сын кардинала, и всё такое! Так что теперь решил поставить ещё на что-нибудь.
И Раско поднял ключ, за ним фонарь достаточно близко и спокойно, чтобы тень упала на пол. Как и предположил Хеннан, всё продаётся за нужную цену, и нечасто найдёшь тень, которая принесёт серебряный флорин.
Я протянул руку с руной на ладони и подставил её под тень, закрыв её в ладони. В тот же миг пальцы сомкнулись на пустоте, а в следующий уже держали ключ Локи – холодный, тяжёлый и твёрдый, как сама ложь.
В то же самое мгновение я бросил флорин между прутьями, и сотня пар глаз следила, как он со звоном уносится прочь. Раско бросился за ним, уронив ключ на пол – за пределами досягаемости, но это не остановило полдюжины моих сокамерников от того, чтобы за ним тянуться.
Он догнал монету и топнул по ней ногой, чтобы остановить.
– Ну, эт было неправильно, должник. – Он называл должниками тех, кто был близок к смерти, словно это оправдывало всё, что с ними происходит. – Неправильно заставлять человека бегать за монетой, словно он уличный попрошайка. Даже за серебром. – Он выпрямился, куснул монету и снова пошёл в нашу сторону, зажав флорин в кулаке. Потом расхохотался, глядя на руки, тянущиеся через прутья. – Чтоб выбраться из Центральной тюрьмы, нужен не только ключ. Я мог бы открыть все восемь ворот, и никто из вас, опарыши, и полпути наружу не прошёл бы. Вам бы понадобились все эти ключи. – Он похлопал по кольцу на своём бедре, отчего ключи на нём зазвенели. – И сын меча, чтоб пройти через охрану. Между вами и свободой стоит почти дюжина человек. – Он хмуро задумался над числами. – Ну, в любом случае шесть или семь.
Раско посмотрел на монету в своей ладони. Его лицо почти светилось от её блеска.
– Лёгкие деньги. – Он рассмеялся и хлопнул себя по животу, тени закачались. – Я вернусь за должником позже. – Он пнул труп Артоса. – Мне тут кой-чё потратить надо. – И он пошёл прочь, насвистывая свою песенку прохладных ветерков и открытых полей.
Я сел в своём островке света. Пламя свечи догорало вокруг фитилька, в моей ладони лежал ключ Локи, а в толще теней вокруг отчаявшиеся люди бормотали о серебряных монетах.
ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ
Мы ждали, пока вернётся Раско. Его ключ нам был не нужен, но мне для моего плана нужен был свет, а перед светом мне была нужна темнота. Пришлось ждать. Я не хотел ждать. Мне не нравилась скука, отчаяние или чувство неуверенности, но больше всего я не хотел уснуть и увидеть, что там меня ждёт Сейджес.
Это оказалось длинное и несчастное испытание на выносливость в глухой ночи тюремных камер. Я стонал и вздыхал, пока не вспомнил, что Хеннан терпел это место в одиночку ещё до моего прибытия, и большую часть этого времени голодал и сох. После этого я умолк, хоть и подумал, что ему, наверное, было легче, поскольку он вырос в тяготах крестьянской жизни.