"В память: Ялан Кендет, третий сын кардинала Реймонда, 76-98 годы Междуцарствия". Я зачитал эти слова вслух.
– И это всё? Третий сын кардинала? – Ни "принц"? ни "герой перевала Арал"? Сволочи. – Я встречусь с кардиналом немедленно. Если он трезв и не в постели с каким-нибудь певчим. – Я понял, что держу руку на ноже, ладонь сжимает навершие. – Живо!
В ответ на последнюю рявкнутую команду стражники резко выпрямились. Капитан, стоявший по стойке смирно, указал глазами на двери церкви.
– Очень сильно сомневаюсь, что найду его там, капитан! – Но, как бы то ни было, я снова поднялся по лестнице и с некоторой жестокостью толкнул обеими руками левую дверь.
Некоторое время я стоял, ослеплённый, и ждал, пока мои глаза после яркости дня привыкнут к мягкому свету свечей и приглушённому спектру витражного стекла. Наконец, показались смутные фигуры, и я шагнул внутрь. У скамей стояли на коленях три пожилые дамы, у ряда свечей склонился старик, и посередине северного нефа лицом к стене стояла сутулая серая фигура. На самом деле я не ожидал встретить среди них своего отца. В дальнем конце под круглым окном за аналоем стоял священник в чёрной рясе, который переворачивал страницу. Я сделал ещё шаг вперёд. Не было никакого смысла спрашивать, не прячется ли отец в трансепте, но всё равно, что-то меня привлекло. Возможно, просто прохлада. Снаружи становилось чертовски жарко. Наверное, за время, проведённое в Норсхейме, я отвык от лета Красной Марки, поскольку даже на миг избавиться от палящего света оказалось благословенным облегчением.
Я пошёл по северному нефу, и только тогда понял, что сутулый человек стоял перед камнем моей матери – на диске было написано её имя и родословная, а за ним, в толще стен, лежали её останки. И, как я помнил, и о чём, вероятно, больше никто не знал – останки моей нерождённой сестры.
– Принц Ялан? – Мужчина посмотрел на меня. Он был седым и рано постаревшим, с морщинами от боли на лице. Он захромал в мою сторону – его правая нога была искалечена. Почему-то я скомпенсировал его приближение шагом назад.
– Роббин? – Слуга моего отца, хотя сначала, во мраке, я засомневался. Его голова купалась в зелёном свете, который лился через змея на высоком окне, где святой Георгий сражался с драконом. Сейчас я не обращал внимания на его сутулость и на старческие волосы, заглядывая на полтора десятилетия в прошлое. – Роббин? – И снова на миг я никак не мог его разглядеть – от проклятого ладана в церквях глаза режет. Я зажмурился от слёз и увидел Роббина, каким он был пятнадцать лет назад, когда сражался с Эдрисом Дином, встав между убийцей, мной и матерью. Искалечившую его рану он получил, служа мне. Я прижал пальцы к глазам, чтобы их протереть, думая, сколько раз за все эти годы я насмехался или проклинал его за медлительность, когда он хромал по поручениям моего отца.
– Да, ваше высочество. – Он начал опускаться на колено, как люди перед троном. – Г-говорили, что вы умерли.
Я схватил его, пока он не свалился ничком, или не выкинул что-нибудь ещё более неприятное.
– Я не чувствую себя мёртвым. – Я отпустил его и сделал шаг назад. – А теперь, если только мой отец не притаился здесь, пойду и поищу его там, где он может находиться. Наш добрый кардинал, наверное, сможет раз и навсегда разобраться, мёртв я или нет.
Я оправил куртку Роббина в том месте, где схватил его, когда поднимал на ноги, и вежливо кивнул. Старый слуга, по-прежнему потрясённый, остался стоять там. Мои шаги громко разносились эхом среди колонн и старых вдов – они следили за моим уходом между скамьями, и каждая их морщинка выражала осуждение.
– Его здесь нет. Попробуем поискать в доме. – Я взмахом показал капитану и его людям следовать за мной, и направился к величественному входу в Римский Зал. Перед лестницей стояла карета, запряжённая четвёркой лошадей, кучер опустил голову, словно ждал здесь уже довольно долго. Я проигнорировал его и поспешил к дверям.
Я не узнал лакея, который открыл двери в ответ на мой стук, но знал двух стражников в мундирах дома за его спиной, которые щурились от яркого солнца.
– Альфонс! Дубль! Рад вас видеть. Где мой отец? – Я протолкнулся мимо дворецкого в зал, в нишах которого стояли индусские статуи, которые кардинал по-прежнему коллекционировал, к недовольству своих священников. Привратники бросились ко мне, лопоча всю эту чушь, вроде: "но вы же мертвы!", от которой в следующие несколько дней мне явно предстояло порядком устать.
– Ялан! – В мою сторону шагал мой брат Дарин в одежде для путешествия, а человек рядом с ним тащил сундук. – Я знал, что ты выскочил из огня в какое-нибудь полымя! – Он явно был доволен – не счастлив, но доволен. – В винных залах ходили слухи, что ты устроился в цирк! – Дарин развёл руки, чтобы меня обнять, красивое лицо расплылось в широкой и явно искренней улыбке.