– Изумительно. – Я встал, чтобы сравнить свой рост с устройством, и обнаружил, что не достаю ему до плеча. Солдат тревожил меня. Безжизненный и непреклонный механизм, но всё же он ходил и даже произнёс моё имя. Куча шестерёнок, имитирующих жизнь – это уже само по себе нечто очень неестественное и неправильное. Но ещё меня сильно беспокоила мысль о том, что нечто настолько опасное находится так близко от меня, и при этом в нём нет рычагов, которыми я обычно манипулирую потенциальными противниками – таких как лесть, гордость, зависть и похоть. – А они могут гнуть мечи? Пробивать щиты, как рассказывают в байках?
– Я такого не видел, – сказал Юсуф. – Но видел однажды, как такой солдат нёс дверь сейфа в ремонтируемый банк. Весила она не меньше, чем пятьдесят человек.
– Пошли, – повторил солдат.
– Я уверен, он может попросить и повежливей. Или ему не завели пружины для вежливости? – Я ухмыльнулся Юсуфу и постучал костяшками пальцев по грудной пластине солдата. – Попроси снова, на этот раз как полагается. – Костяшки заболели, и я потёр их другой рукой. – Пятьдесят человек, говорите? Им стоит построить больше таких и завоевать мир. – Я обошёл вокруг устройства, вглядываясь в редкие щели между пластин его доспехов, покрытых филигранными узорами. – Я бы так и сделал.
– Людей делать дешевле, мой принц. – Снова чёрная улыбка. – И к тому же, это искусство утрачено. Поглядите, как сделана его левая рука. – Он указал. Рука была больше, чем правая, и сделана из меди и железа. Изумительно сделана, но при ближайшем рассмотрении механизмы – кабели и колёсики от крошечных и замысловатых до крупных и грубых, – оказались не настолько маленькими, чтобы их, по моему представлению, не смог изготовить очень искусный ремесленник.
– Рука управляется из торса, и своей силы в ней нет, – сказал Юсуф. – Нынче большинство солдат частично заменены, и в механизмах – в пружинах, которые заводили, давая им силу – заканчивается завод. А знания, необходимые для подзавода таких механизмов, утрачены ещё до того, как кланы завладели наследием Механика.
Пока Юсуф говорил, мой взгляд был прикован к выемке между плеч солдата – комплексной впадине, из которой выступало множество металлических зубцов. Возможно, это и было место подзавода, хотя я понятия не имел, как оно могло работать.
– Пойдёмте, принц Ялан. – Снова заговорил солдат.
– Так-то. – Я прошёл мимо солдата на открытое пространство зала. – Видишь, можешь ведь обращаться ко мне, как следует. Советую тебе изучить корректные формы обращения. Вероятно, сможешь их выучить прежде, чем твой завод совсем закончится и ты станешь всего лишь интересным украшением гостиной.
Железные пальцы согнулись, и солдат, тяжело ступая, подошёл ко мне. Потом прошёл мимо и повёл меня через толпу. Приятно было думать, что у этой штуки, видимо, всё-таки есть чувства, и мне удалось залезть под его металлическую кожу.
Я прошёл за механизмом вверх по лестнице, по широкому коридору с кабинетами по обе стороны, где за столами сидело огромное число клерков, которые разбирали кипы бумаг и что-то подсчитывали; а потом поднялся по следующему лестничному пролёту к полированной двери из красного дерева.
Кабинет за этой дверью оказался смесью спартанской обстановки и денег. К таким интерьерам стремятся самые богатые. Пройдя стадию необходимости демонстрировать всем и каждому, насколько ты богат, безвкусно выставляя напоказ свою покупательскую мощь, то достигаешь стадии, когда возвращаешься к простому функциональному дизайну. Когда цена уже не имеет значения, и каждая часть окружающей обстановки составлена из абсолютно лучшего, что только можно купить за деньги – хотя, чтобы определить это, может потребоваться пристальное изучение.
Я-то, разумеется, по-прежнему стремился к той стадии, на которой мог бы себе позволить безвкусно выставлять напоказ свою покупательскую мощь. Однако я мог оценить утилитарную экстравагантность пресс-папье на столе, которое представляло собой простой золотой куб.
– Принц Ялан, прошу вас, присаживайтесь. – Мужчина за столом не поклонился и не поднялся меня поприветствовать – на самом деле он едва отвёл взгляд от пергамента перед собой.
Действительно, за пределами дворца мне редко встречался утончённый придворный этикет, но неприятно было, когда такие обычаи игнорируются людьми, которые должны бы понимать, что к чему. Одно дело, когда крестьянин на дороге не может понять мой статус, но чёртов банкир без капли королевской крови в жилах, и всё же сидящий метафорически на такой груде золота, рядом с которой некоторые страны покажутся крошками… что ж, такая несправедливость практически вопиет к тому, чтобы этот человек в качестве компенсации облизывал со всех сторон любого аристократа. А как ещё им убедить нас не послать их ко всем чертям, не бросить наши армии на их жалкие маленькие банки и не опустошить их хранилища ради каких-либо высших целей? Я-то уж точно этим займусь, как только стану королём!