Я передал портфель Та-Наму и шагнул внутрь, мучительно глядя на должников по обе стороны, руки которых заканчивались чем-то похожим на когти. От их вони мои глаза слезились, и перехватывало горло. За пять шагов я дошёл до фигуры. Расчистил пинками участок плиты пола и опустился на одно колено.
– Это я… принц… это я, Ялан.
Тело едва заметно дёрнулось, согнулось, словно все кости чуть сжались под кожей.
– Ты… – Я не знал, что сказать. Спросить, всё ли с ним хорошо? Выглядел он нехорошо.
Я протянул руку и повернул его к себе. Светлые глаза смотрели на меня из-под спутанных волос.
– Хеннан. – Я сунул руки под парня и, не обращая внимания на грязь, притянул его к себе. Он оказался даже легче, чем на вид. Я без усилий встал и повернулся к воротам, обнаружив, что они закрываются.
– Нет! – Я бросился вперёд, всё ещё держа мальчика и поскальзываясь на грязи. Не успел я проделать полпути, а тюремщик уже повернул ключ. Он ухмыльнулся мне через решётку. Мой сын меча неподвижно стоял посреди центрального помещения. Я изумлённо посмотрел на него, а потом понял, что технически тюремщик не причинил мне никакого вреда.
– Та-Нам! Вытащи меня отсюда!
Сын меча остался на месте. Удар сердца тянулся целую вечность, и мои внутренности скрутило в тугой тяжёлый шар. Теперь Хеннан стал весить как вся тяжесть мира.
– Та-Нам! Сын меча никогда не разрывает контракт! – В мире мало истин, и ещё меньше определённостей. Смерть, налоги, и мало что ещё. Но верность сынов меча была легендарной…
– Вы нарушили наш контракт, мой принц. – Та-Нам склонил голову, словно этот поступок его огорчил. – Вы купили меня при помощи бумаги. День назад ко мне пришёл человек и заплатил полную сумму за мой следующий контракт, хотя я сказал ему, что не знаю, когда вы откажетесь от опциона на мои услуги. Кроме того я сказал ему, что обязан доложить о нашем разговоре своему хозяину. Тогда он объяснил мне, что у меня нет хозяина, поскольку банк Бутарни больше не принимает вашу подпись, так как Центральный Банк приостановил ваш кредит по обвинению в уклонении от налогов. А без хозяина контракт, на который я только что согласился, стал действующим.
– Что за обвинения? – Корпус говорил то же самое. – Не было никаких обвинений. И на какого ублюдка ты теперь работаешь?
Та-Нам поднял голову и встретился со мной взглядом.
– Я работаю на Корпуса Арманда из Железного Дома. – Он сунул руку в маленькую сумку на боку и вытащил два деревянных тубуса для свитков. – Эти обвинения были доставлены сегодня утром. Я получил их от вашего имени и спрятал от вас по распоряжению Корпуса.
– Это мои деньги! – Я указал на портфель в его руке. Казалось, для него он не так тяжёл, как для меня.
– Я сказал Корпусу, что у вас есть портфель, полный золота…
– Ты не мог рассказать! Сыны меча не говорят! – Вокруг меня поднимались головы, поворачивались в сторону портфеля в руках Та-Нама. Бледные грязные руки сжимали прутья решёток остальных семи арок, глаза лихорадочно таращились.
– У нас не было контракта, мой принц. – Та-Нам снова склонил голову и повернулся, чтобы уйти. Даже в бездне отчаяния я отметил, что он не вытащил меня наружу, чтобы снять с моего тела ленту с двойными флоринами. Корпус не знал о ней, а в сыне меча злобы было не больше, чем в обоюдоостром лезвии.
– Дерьмо, – сказал я.
Та-Нам и охранник отвернулись, погрузив нас в глубокую тень. Шаг за шагом свет покидал нас, тьма сгущалась со всех сторон, и с ней приближались должники.
– Дерьмо. – Мне уже надоело повторять это.
Хеннан, который сначала казался таким лёгким, теперь в моих руках делался всё тяжелее. Во мне росло ощущение предательства, и утрата Снорри обрушилась на меня внезапно и из ниоткуда. Отчего-то дружба сейчас казалась более ценной, чем нерушимые контракты. Какими бы ни были его недостатки, северянин никогда не стал бы стоять там и смотреть, что здесь со мной происходит.
ДВАДЦАТЬ СЕМЬ
Благодать тюрьмы Центрального Банка заключается в том, что её обитатели не являются преступниками. Они не убийцы, не наркоманы, не воры, а просто люди, долги которых достигли таких значений, которых достаточно для принятия мер. Причём, их кредиторы достаточно почтенны, чтобы этими мерами было тюремное заключение, а не нож в бок. К тому же люди, окружавшие меня в темной вонючей камере, были наполовину мертвы от голода и слабее здорового ребёнка, и потому совершенно ужасные перспективы стали просто очень мрачными.