Это оказалось длинное и несчастное испытание на выносливость в глухой ночи тюремных камер. Я стонал и вздыхал, пока не вспомнил, что Хеннан терпел это место в одиночку ещё до моего прибытия, и большую часть этого времени голодал и сох. После этого я умолк, хоть и подумал, что ему, наверное, было легче, поскольку он вырос в тяготах крестьянской жизни.
Артемис Канони перестал отвечать на мои требования удерживать сокамерников с их жадными лапами от меня подальше, и принялся стонать в углу. Что бы ни пожирало его изнутри, сейчас, похоже, оно брало над ним верх. Мой второй телохранитель, Антонио Гретчи, бывший сапожник богатеев, оказался неспособным выполнять эту задачу в одиночку, так что я заключил договор с новым слугой за цену в сморщенное яблоко и отправил его приступать к своим обязанностям, то есть топать в темноте по любой руке, которая, по его мнению, потянется в мою сторону.
Пустые часы сменяли друг друга, было слишком жарко, слишком хотелось пить. Мы сидели на жёстком полу и слушали, постоянно слушали, не раздастся ли приближающийся шорох. Я клевал носом, воображение подкрадывалось, рисуя картины на темноте, искушая меня провалиться в сон. Я дёргал головой, чертыхался, и с каждым разом отчаивался всё сильнее. Изредка кто-то начинал говорить, иногда слышалась приглушённая беседа, а иногда в темноте разносилась долгая медленная молитва. В анонимности слепоты люди признавались в грехах, рассказывали о своих желаниях, примирялись со Всемогущим, или, в отдельных случаях, до смерти мучили всех бесконечными унылыми воспоминаниями из своих совершенно тупых жизней. Я раздумывал, сколько мне придётся здесь просидеть, прежде чем люди вокруг ознакомятся со всеми деталями событий на перевале Арал, а я перейду к полной реконструкции вермильонских борделей. Вполне возможно, ещё денёк, и начну.
Тихий гул разговоров циклически усиливался и стихал, переходя в долгую тишину, а потом начинался снова, распалённый воспоминанием, встроенным в рассказанное, и разделялся на полдюжины потоков среди числа заключённых. В гуле имелся естественный ритм, и когда он нарушался, я резко выходил из своей задумчивости. Разом стихло бормотание четырёх или пяти человек. Даже влажный смертный грохот мистера Кашля прекратился.
– Что это? – Спросил я. Определённо нужен кто-то королевской крови, чтобы озвучивать важные вопросы.
Тишина, если не считать шарканья – что-то тяжёлое тащили по плитам пола.
– Я сказал… – Снова раздалось шарканье, и я резко понял: что бы ни издавало звуки, оно находится за решёткой.
Я задержал дыхание. Тишина. От страха этот вдох оставался в моих лёгких, только чтобы с визгом вырваться, когда мистер Кашель неожиданно стал задыхаться – он тоже попытался сдерживать дыхание, а потом начал так сильно кашлять, что я уже не сомневался, его лёгкие наверняка были наполнены кровью. Когда он наконец замолк, несколько человек снова начало бормотать, и напряжение спало. Что-то глухо ударилось об прутья – и все проглотили свои слова, и у всех снова перехватило дыхание. Заключённые отпрянули вглубь камеры, начав ругаться и кричать от страха.
– Какого чёрта?
– Как…
– Там никого нет…
А потом кто-то произнёс:
– Артос? – Труп, который валялся прямо перед воротами.
– Может, он не умер.
– Он умер. Я его проверил. Он был моим другом.
– Черви ели его глаза.
– Конечно он был мё… – Второй глухой удар плоти по прутьям прервал разговор.
– Ох, чёрт.
– Господи Исусе!
– Артос? Это ты?
Тьма бурлила возможностями, и хорошей среди них не было.
– Это действительно Артос? – Голос Хеннана, который оказался ближе, чем я думал. Я вздрогнул.
– Да.
– И он действительно мёртв? – Маленькая ладонь нашла мою.
– Да. – В моей левой руке лежал ключ, извлечённый из укрытия. Ведьмино заклятье исчезло… ключ Локи был снова готов к использованию, и снова привлекал внимание всех грязных тварей, которые его разыскивали.
Снова раздался удар плоти по железу. Я представил то, что не мог увидеть. Артос на мёртвых ногах, отшатывается от удара, лицо кишит опарышами, и он готов снова броситься вперёд, отвечая на зов того, что я держу в руке.
– Не волнуйся. – Я воспользовался своим притворным голосом героя-с-перевала – достаточно громко, чтобы услышали все, хотя адресовал слова лишь паре ушей. – Не волнуйся. Он там, а мы здесь. Если за все эти месяцы, что его держали здесь, он не смог пробраться через эти прутья наружу, то и пробраться обратно через них до следующего визита Раско ему не удастся.