В Красной Марке сеновал весной может быть и неплохим местечком, где можно покувыркаться со случайной крестьянкой или дружелюбной фермерской девчонкой. Хотя в этих непристойных историях вам никогда не расскажут, насколько всё зудит от сена, как оно колется, и как лезет в такие места, где ни один из участников не пожелал бы ничего острого или зудящего. Сеновал в Норсхейме весной, пожалуй, похож на ледник. Ни один человек в своём уме, как бы ему не хотелось любовных утех, не станет здесь расставаться ни с одним предметом одежды, и кажется, что любой, кто высунет голову на ледяной воздух, немедленно съёжится и умрёт. Я поставил лампу рядом с нами, и, глядя на клубы пара от дыхания, задумался, есть ли способ ускользнуть обратно в медовый зал, сохранив при этом остатки гордости. С другой стороны Ингвильд вроде бы хотела продолжать, как и планировалось, и улыбаясь, жестикулируя, а потом и нетерпеливо кивая головой, она опустилась на четвереньки, показывая мне, чтобы я поспешил со своей частью.
– Дай мне минутку, И… Ингв… любезная. – Я подержал руки над лампой, чтобы немного согреть. – Холодный воздух мужчине никогда не угождает.
Норсийские женщины бывают весьма страстными, и Ингвильд не была исключением: она прижала меня спиной к стене и принялась задирать множество грубых юбок, чтобы приступить к делу. Ещё немного повозившись закоченелыми пальцами и почти не раздеваясь, мы с Ингвильд сомкнулись в позе, нередко встречающейся на фермах, причём у меня возникло несколько оскорбительное чувство, будто я нахожусь в бутерброде между стеной амбара и моей пассией.
Несмотря на кусачий холод, зудящее сено и жёсткие доски, я наконец-то начал наслаждаться. Всё же Ингвильд была привлекательной, увлечённой и энергичной. Я даже немного согрелся и начал позвякивать её колокольчиками. Протянув руки, я взял её за плечи, и принялся выяснять, какие ноты удастся из неё извлечь. Звон стал громче, наслаждение нарастало… звуки стали более хриплыми…
– Вот так! Громче! Могу поспорить, ни один норсиец не звонил на твоих…
Посреди этого бахвальства пришло понимание, что даже самый лучший любовник в мире не сможет добиться настолько глубокого и громкого перезвона от медных колокольчиков Ингвильд. Я открыл глаза и, продолжая ритмично стукаться задницей об стену, выглянул за край пола и увидел, что внизу в сарае теперь полно коров, всё больше животных заходит в двери, и у каждой на шее – большой колокольчик.
– Ты, уффф! Ты не, уфффф! Закрыла дверь как следует!
Ингвильд, видимо, была так занята, что не заметила, или не волновалась из-за этого, а может, решила, что я своим комментарием призывал её усилить накал. Ещё некоторое время я стоял на коленях, пытаясь не удариться головой о доски.
– Да… возможно, нам стоит потише… – Казалось, её энтузиазм с каждой секундой привлекал всё больше коров. – Тсссс! – На неё это не оказывало никакого впечатления. Немного беспомощно я уставился на коровье море внизу. Те животные, что не ели сено и не гадили на пол, таращились на меня в ответ. А когда за звяканьем колокольчиков Ингвильд, за её вздохами и за звоном коровьих колоколов я услышал голоса приближавшихся мужчин, я начал паниковать.
– Любезная, не могла бы ты, уффф! – На этот раз я довольно сильно ударился головой, добавив гнев к смеси возрастающей паники и невольной похоти. – Заткнуться!
Судя по звукам, приближалось немало харроухеймцев, и их голоса становились всё более заинтересованными и встревоженными. Наверное, когда они поймут, что коровы вошли в сарай, ситуация станет несколько более напряжённой. Кто знает, что они сделают, если увидят, как иностранец растлевает их деву!
– Пора прекращать, И… – Я снова ударился головой, пытаясь выговорить её имя. – Стой! Они идут!
К несчастью, Ингвильд, по всей видимости, приняла мою настойчивость за воодушевление и совершенно не собиралась останавливаться. В маленькое окошко над дверями я увидел свет фонаря в поле.
– Хватит! – С большим трудом мне удалось оттолкнуть Ингвильд достаточно далеко и высвободиться от стены. Она упала, к несчастью ничком, задела плечом лампу, и та свалилась.
– Ох, чёрт! – Удивительно, как быстро огонь охватывает сено. Я отполз на заднице, пиная по ближайшим ко мне горящим комьям. Они тут же попадали вниз в основной сеновал. Спустя несколько секунд под нами раздалось громкое мычание, которое быстро переросло в животную панику. Ингвильд перекатилась, с полным ртом сена, и с недоумением оглянулась – это выражение быстро сменилось на ярость, а потом на ужас.