– Отлично, давайте вернёмся к Скилфе и спросим, может ли…
– Я и сама могу. – Перебила меня Кара. – Если сделаю это сейчас, пока прикосновение Колеса меня не покинуло, и моя магия не померкла до прежнего уровня.
– А проживёт ли копьё-тень дольше, чем то, что сделал с нами Ошим? – спросил Снорри.
Вёльва кивнула.
– Его будет удерживать не только моё заклинание.
– Боги эту штуку не посылали, – фыркнул я, оборвав себя на полуслове. Не было смысла говорить им, что их боги это вообще языческая чушь.
Кара меня проигнорировала и встала, по-прежнему держа копьё.
– Лучше сделать всё быстро. Возьмитесь за концы. – Она кивнула мне и Снорри.
Мы так и сделали. Я убедился, что берусь за тупой конец. Здесь, когда свет от костра мерцал на серебристых рунах, покрывавших тёмное дерево, это оружие выглядело таким же страшным, как и в руках военачальника.
Кара сделала шаг назад и достала кусок орихалка. Тот в её руке засветился, разгоняя тени.
– Держите копьё ровно, так, чтобы тень падала между вами. – Она подняла орихалк. – Опустите к земле. Отвернитесь и не двигайтесь.
И без предупреждения металл в её руке вспыхнул, ослепляя всех вокруг, словно раскалился добела. Последнее, что я видел, была тень копья на полу между нами – чёрная линия посреди яркости. Я схватился за копьё изо всех своих сил и обнаружил, что оно крошится меж пальцев, словно свет выжег его жизненную силу, оставив только пепел.
– Боже, женщина! – Я прижал ладони к глазам. – Я ничего не вижу.
– Цыц. Погоди. Скоро зрение вернётся.
Зрение возвращалось медленно. Сначала перед глазами только плавали светлые и тёмные пятна, а потом добавился цвет. Потом я увидел огонь и сияние в руке Кары. Пятна обрели черты, и я увидел, что от орихалка размером с кулак теперь остался лишь маленький кусочек – сияющая бусина не больше зрачка, словно всё остальное сгорело.
– Что ж, вот это копьё, достойное бога! – Снорри выпрямился, подняв с того места, куда падала тень, новое копьё – кажется, длиннее прежнего, на вид такое же, только в него добавилось что-то яростное: руны на нём теперь словно кричали своё послание, дерево под ними стало чернее греха, и серебристая сталь теперь сияла собственным светом.
Некоторое время мы сидели, глядя, как Снорри держит копьё. Оно стало темнее. А я заснул.
Неделя до приезда людей герцога, о которой говорил Горгот, обернулась четырьмя днями. Оказалось, что четыре дня – это на три дня больше, чем нужно, и первый из них я провёл во сне.
Постели мы сделали из папоротника, вереска и редких побегов утёсника, вырванных прямо с корнями, на которых до сих пор виднелась свежая земля. На ужин предсказуемо была коза – её принесли сырой, и она смотрела на нас со слегка удивлённым выражением, когда тролль оторвал ей голову. На завтрак тоже была коза. И на обед.
На второй день я проснулся до зари и лежал, не шевелясь, пока внутрь не начал проникать свет. Время шло, и я увидел (или подумал, что увидел) посреди серости более глубокую тень, скользящую к глыбе, которую я принял за Снорри. Как будто мрак сгущался вокруг… чего-то, скрывая это, но его самого хватало, чтобы привлечь мой взгляд. Возможно, если б я не был присягнувшим тьме, то ничего бы и не увидел. Что-то, или ничто, собралось, подобравшись ближе к Снорри, и поднялось над ним. А я по-прежнему лежал, парализованный – не от страха, а просто замерев, как иногда бывает с человеком, увидевшим галлюцинацию.
Начался рассвет, хотя лучи солнца не попадали в нашу пещеру – просто стало светлее.
– Стук. – Снорри сел, бормоча. – Я слышал стук.
И тут же вся странность исчезла, и я уже не видел ничего зловещего – только Снорри, который тёр лицо ото сна, и Кара, склонившаяся над ним.
– Я ничего не слышала. – Она пожала плечами, а на лбу у неё, возможно, промелькнула тень недовольства. – Надо проверить раны. Сделаю сегодня припарку.
Утром того второго дня Кара прошла по покрытому пеплом уступу горы до уровня, где осмеливались расти растения, и несколько часов спустя вернулась с холщовой сумкой, набитой всякими травами, корой, цветами и чем-то, что выглядело подозрительно похоже на грязь. Со всем этим она принялась обрабатывать раны, оставшиеся у наших викингов – порез над бедром Снорри выглядел самым серьёзным. Я же мог обратиться лишь с ободранными коленками, как малый ребёнок. Наверное, эту рану я получил, упав на колени, чтобы умолять о пощаде или помолиться безучастному Богу, но, если честно, я этого не помнил. В любом случае, я не дождался никакого сочувствия от Кары, которая вместо этого возилась с мускулистым боком Снорри.