– И меня тоже? – От этих слов его пронзает беспокойство, словно страх проводит холодным пальцем по спине.
– Да.
Я никогда не слышал, чтобы моя бабушка просила. Мальчик, чьи мысли я ощущаю как поток детского шёпота, журчащий позади моего, думает, что возможно у взрослых слух лучше, чем у детей, и когда он вырастет, то сможет тоже расслышать призыв бабушки через многие акры дворцовых строений, через десятки дверей и множество высоких стен. Мои же мысли возвращаются к первым мгновениям этого сна, к тому "ох", к рывку материнской руки, к внезапной смене направления. Неужели в тот миг она неожиданно вспомнила, что королева Красной Марки желает её видеть? Такое просто так не забудешь. А может, думаю я, она услышала тихий призыв из тех, какие взрослые обычно не замечают? Я знаю, что у моей бабушки есть сестра, которая, пожалуй, может осуществить такой призыв, но всё равно, наверное, только определённый человек способен его услышать.
Привратники Рапло и Альфонс выпускают нас в парадный вход Римского Зала. Рапло подмигивает мне. Сейчас я кристально ясно помню, как его кожа морщится вокруг зелёного глаза. Пять лет спустя он умер – говорят, подавился косточкой куропатки. Для пожилого человека глупый способ окончить долгую жизнь.
Во дворе слепит солнце, отражающееся от бледных плит мостовой, жара обволакивает – лето в Красной Марке золотое и бесконечное. Я прислушиваюсь к шуму мыслей мальчика, удивляясь, как сильно его желания на это время года отличаются от моих. Он видит исследования, драки, открытия и проказы. С моей точки зрения это время праздности, дремоты под оливковыми деревьями, разбавленное вино и ожидание ночи. Ожидание того, как я буду разбрасываться серебром на жарких тёмных улицах Вермильона, перемещаясь из одной заводи света и декаданса к другой. Бойцовские ямы, бордели, заведения для игры в карты и любые организации, готовые меня принять, как и толпы других людей достаточно высокого ранга, и благородных дамочек широких взглядов.
Мы идём по площади под бдительными взглядами часовых Марсельской башни. Стражники также смотрят и с башенок Миланского дома – каменного флигеля, в роскоши которого обитает наследник, ожидая смерти бабушки. Дядя Гертет редко покидает Миланский дом, а когда такое случается, в свете солнца он кажется таким же старым, как Красная Королева, только не таким здоровым.
Жара охватывает мальчика, а я в ней купаюсь, вспоминая, каково это, быть по-настоящему согретым. Моя рука в ладони матери потеет, но ни я, ни мальчик не желаем её выпускать. Я узнаю́ её заново, свою потерянную мать с кожей цвета чая и с талантом слышать тихие голоса. Сейчас я, возможно, старше, и годы сильно изменили мальчика, который идёт за ней, но я не собираюсь её отпускать.
Ялли думает о слепой на один глаз женщине, и о её прикосновении, от которого он лишился чувств и надолго остался в темноте. Страх, который она в него вселяет, похож на грязь чистой весной. Это неправильно и злит меня. Такую ярость я не чувствовал уже давно – возможно, с тех пор, как мог взяться за руку матери. На нас падает тень Внутреннего дворца, и я понимаю, что совершенно забыл этот визит, который сейчас разворачивается передо мной. В истории, которую я сам так часто рассказывал, после представления Красной Королеве в возрасте пяти лет, я её не видел до тринадцати, когда снова предстал перед ней. Это было официальное представление на праздник сатурналий. Мои братья и кузены шептались по краям огромного зала, а Мартус искал с кем поспорить о том, что я снова вырублюсь.
Мы прошли мимо фасада Внутреннего Дворца и идём дальше.
– Бабушка живёт там… – Ялли указывает назад, на золотые ворота дворца Красной Королевы.
– Мы встретимся с ней в Юлианском дворце.
Это здание возвышается перед нами на широкой площади, посвящённой многочисленным победам нашего народа. Все называют его Бедным дворцом. Безумное число лет назад там жили короли, а потом кто-то, чьё имя я забыл, решил, что дворец для него недостаточно хорош, и построил над своим троном крышу получше. Так что теперь там ютятся обнищавшие аристократы, которые отдали себя на милость Красной Марки. Лорды, узнавшие, почём фунт лиха, и слишком старые, чтобы восстановить своё богатство; генералы, которые одряхлели, отправляя в землю молодых; и даже герцог, погрязший в игорных долгах – вот уж точно поучительная история.
Мы поднимаемся по лестнице к огромным дверям. Мать терпеливо ждёт, пока Ялли с трудом взбирается по ступенькам, поскольку его ноги – мои ноги – немного короче, чем нужно для таких лестниц, хотя по большей части задерживает его неохота. Сами двери поднимаются в тёмную высь под портиком – это громадные палисандровые плиты, инкрустированные медным узором, изображающим долгий марш наших людей с востока, чтобы заявить свои права на обетованные земли после того, как отступили тени тысячи солнц. Красный марш[11], давший название нашему королевству.
11
March по-английски и "марка" (в значении "административная единица") и "марш". В оф. переводе трилогии "Разрушенная Империя" королевство называлось "Красный Рубеж"; в "Принце Шутов" – "Красная Марка".