Сколько людей спасли подпольщики! Сколько навредили они врагу на оружейных предприятиях лагеря! А 11 апреля 1945 года заключенные восстали, уничтожили эсэсовскую охрану, вырвались из-за колючей проволоки и приняли участие в освобождении Веймара.
— Если б вы только знали,- говорил студент,- как чутко относились к русским заключенные немецкие коммунисты, верные учению Ленина. Все это поддерживало наши силы. В главе, которую вы задали мне переводить, приведен напечатанный на машинке русский текст обращения немецких коммунистов к красноармейцам и остарбейтерам, то есть угнанным на каторжные работы мирным жителям Украины, России, Белоруссии. Если разрешите, я прочту наизусть его заключительные строки. Признаюсь, я давно так не волновался, как сейчас… «Гордясь нашим классом, мы, рабочие Германии, удивляемся успехам и твердости русского народа. Шлем особенный поклон вам, пленным красноармейцам и восточным рабочим и работницам»… Через день после убийства Тельмана в Бухенвальде, в подвале складского помещения лагеря собралось несколько десятков человек разных национальностей. Все, кого вызвали туда немецкие коммунисты, увидели висевшую на стене простыню, на которой художник углем изобразил открытое, мужественное лицо вождя рабочего класса Германии. Простыню обрамлял траурный креп. Прикрытые красными платками карманные фонарики бросали па портрет пурпурный отблеск. Все присутствующие сердцем понимали, ви эр либ вар, как дорог немцам Эрнст,
Несколько проникновенных слов о Тельмане, о его революционной борьбе сказал Роберт Зиверт, затем решили провести такие же короткие митинги по баракам… А потом без слов, шепотом пели «Интернационал»…
Студент помолчал, вытер тыльной стороной ладони лоб, смущенно улыбнулся.
— У вас, Кюнг, тюрингский диалект,- сказала преподавательница.- Дайте зачетную книжку. Вы выдержали экзамен.
— Да, друзья говорят, я его выдержал,- согласился заочник.- А что до произношения, Эмма Павловна, Бухенвальд-то в Тюрингии!
Плен — тоже война
Эти слова генерала Карбышева, произнесенные им в Освенцимском лагере, дошли и до Бухенвальда. Их напомнил Кюнгу тот, кто назначил ему встречу. Весь лагерь был окутан предвечерней туманной мглой, медленно опускавшейся с вершин Эттерсберга. В узкой улочке, рядом с больницей, росли две березки-сестрички, как их звали. Два молодые, друг к другу прижавшиеся деревца, хилые, как и люди по эту сторону проволочных заграждений.
Кюнг — политический заключенный, одетый в полосатый костюм каторжника,- не знал этого сухощавого военнопленного с расстегнутым воротом гимнастерки, в наброшенной на плечи порванной шинели. Но как бы ни был тот бледен и слаб (разговаривая, он стоял, прислонившись к дереву), по энергичным чертам лица нельзя было не угадать в нем волевого, большой душевной силы человека, Кюнгу з тот вечер стало известно только имя собеседника — Николай. О том, что он в прошлом пограничник, сержант Симаков, а теперь служитель лагерной больницы и, главное, руководитель русского подпольного центра, узнал он намного позднее.
У подпольщиков во всех концлагерях существовал закон: ничего не спрашивать. Кто слишком интересовался подробностями, тот всегда вызывал подозрение: не провокатор ли?
Верно, что у доброй молвы быстрая поступь. Кюнг еще не прибыл из франкфуртского гестапо в Бухенвальд, а об этом смельчаке, не утратившем и в плену достоинства советского человека, уже сообщили немецкому подпольному центру лагеря. Лагерный центр был связан с руководством германской компартии.
Под сестричками-березками вскоре Кюнг и услыхал слова собеседника: «Плен — тоже война». — «Пленный — это взятый в неволю разбоем, раб, холоп, невольник,- возразил Кюнг,- но мы еще в первом классе учили детей писать «Мы не рабы». Значит, я не раб, хотя в плену. Я был и остался солдатом».
— Ну, вот и хорошо,- просто сказал Симаков,- договорились, будем работать вместе.
Более двадцати лет прошло с того дня, когда он произнес эту фразу, непостижимо сложную для восприятия в таком месте, как лагерь смерти. Но она и сейчас звучит в ушах Кюнга.
— Героический парень,- подумал тогда он о Симакове. А у Симакова, как потом он признавался, такое же точно мнение сложилось о Кюнге. На Кюнга возложили сложнейшую обязанность: возглавить отдел безопасности, то есть бороться с провокаторами, изменниками, доносчиками.