– Как? – машинально повторил Гвинпин.
– Ведь и ты сам довольно весомый, прости за невольный каламбур, – заметил Травник, по-прежнему улыбаясь.
Он подсадил куклу на край стола и говорил с ней, сдержанно жестикулируя, а Гвинпин зачарованно следил за движениями пальцев друида, и его ласты нервно подрагивали.
– Ни один из известных мне силачей не способен на такое, а тем более – расхаживать с этой ношей по городам и весям. Между прочим, ты один заполнишь собой целый рюкзак, а у твоего Кукольника там обитал целый театрик. Понимаешь, куда я клоню?
– Нет, – честно призналась кукла. – А куда?
– Объясняю, – терпеливо проговорил друид. – Как бы тебе этого ни хотелось, любезный Гвиннеус, мир остался прежним, во всяком случае, в своих прежних размерах. Все дело в тебе, это твое собственное приключение.
Гвинпин ничего не ответил, но вся его физиономия выражала живейший интерес, он даже весь подался к друиду.
– Понимаешь, Гвиннеус, с тобой произошла действительно странная вещь. Странная и поразительная. По каким-то неизвестным причинам за эти сутки ты сильно вырос. Понимаешь, не мир уменьшился относительно тебя, а ты вырос относительно мира. Признаться, я и прежде слышал о подобных чудесах, но это происходило с людьми, да и то чаще всего они делались мелкими, хотя внешне и казались прежними. Поэтому тебе сейчас все кажется маленьким, как ребенку, ведь он уже вырос из своих коротеньких штанишек. Что же с тобой случилось за этот день, как ты здесь оказался и почему тебя бросил хозяин? И что это за деревня такая, ведь здесь уже не гулянье сейчас творится, а безумство?
Кукла подавленно молчала. При всей ее самоуверенности немудреные рассуждения Травника заметно выбили ее из колеи, и Гвинпин теперь уже недоверчиво разглядывал свое пухлое тело, словно видел его впервые.
– Отвлекись! – дружественно похлопал его Лисовин. – Тебе еще предстоит привыкнуть к своей новой тушке. – И он весело расхохотался, а вслед за ним и все остальные. Уязвленный Гвинпин сделал неуловимое движение клювом и ловко ухватил обидчика за рыжую бороду. Тот возмущенно завопил и рухнул, увлекая за собой Марта и Снегиря. Травнику стоило немалых усилий растащить задир и навести относительный порядок.
– Успокойся и расскажи, что ты здесь делаешь и как оказался один тут, в чужой деревне. Нам ты можешь доверять, ведь мы тебя в обиду не дадим. – Он погрозил пальцем Лисовину. Рыжий друид сварливо хмыкнул, однако где-то в дальних уголках его колючей бороды пряталась озорная детская улыбка.
– А я никого и не боюсь! – заявила кукла. – Что до меня, господа друиды, – при этих словах Гвинпин обвел всех покровительственным взором и, не удержавшись, скорчил жуткую рожу Лисовину, от чего все снова покатились со смеху, а бородач возмущенно повернулся к Травнику, словно призывая того в свидетели, – что до меня, любезные господа друиды или как вас там, то я как раз к вам и послан передать кое-чего.
Смех прекратился мгновенно, а Травник заинтересованно потер ладони.
– Так-так, интересно, и кто же это тебя к нам послал?
– Как кто? – удивился Гвинпин. – Мои хозяева, конечно. Птицелов прежде всего, а раз Кукольник ему подчиняется, значит, он тоже мой хозяин.
– И что же почтенным господам нужно от бедных друидов? – поинтересовался Книгочей. Рядом с ним с самым безмятежным видом стоял Молчун.
– Ничего себе бедные! – возвел очи долу Гвинпин. – Вон какие морды наели! – И он указал почему-то на Лисовина, хотя стоящий рядом Снегирь имел гораздо более цветущий вид. Бородач только руками развел, встретив мстительный взгляд куклы.
– Ну-ка остынь, почтенный Гвиннеус, – негромко проговорил Травник, пристально глядя на куклу. – Дело, видишь ли, серьезное, а балагана вокруг и так хватает. – И он жестом указал за окно, откуда доносились уже явно фальшивые звуки рожков и скрипок.
Гвинпин громко засопел, однако взгляд друида не выдержал, отвернулся. С минуту он обиженно молчал, затем попытался улыбнуться (или это только показалось Яну). На Травника он старался не смотреть.
– Не бог весть что мне и поручили-то… – пробормотал он, глядя исподлобья на друидов.
– Ты говори, а мы уж сами решим что и как, – нахмурился Лисовин, и Март положил ему руку на плечо.
– Ну и решайте, – огрызнулся Гвинпин. – Птицелов велел встретить вас и передать, что ждет господ друидов у замка Храмовников, что на русинской дороге. Он сказал, что вы непременно пожелаете с ним переведаться и что время для этого пришло. Птицелов просил не мешкать, потому что он и его люди намерены в скором времени покинуть эту страну. У него вы можете найти ответы на все вопросы, которые вас волнуют сейчас.
– Больше он ничего не прибавил? – гневно воскликнул Збышек. Книгочей улыбнулся горячности приятеля и покачал головой.
– Прибавил, – откликнулся Гвинпин. – Он еще велел кланяться человеку по имени Ян Коростель и передать, чтобы он впредь подбирал себе компании поприличней и… побезопаснее.
– Именно так и сказал? – беззвучно проговорил Травник. Гвинпин, однако, услышал, молча кивнул и опустил голову, насколько это могло получиться у деревянной куклы.
– Это они, – сказал Книгочей, и Травник, как секунду спустя и кукла, молча кивнул.
– А с тобою что дальше? – спросил Март. Гвинпин нахохлился и стал очень похож на настоящую, хоть и диковинную, несуразную птицу.
– Ничего, – просто ответила кукла. – Они сказали, что я им больше не нужен, могу идти куда захочу. Правда, я еще не решил, куда я теперь пойду, да мне в общем-то и все равно.
– Наверно, это оттого, что ты вырос, – сказал задумчиво Збышек. – А может, ты стал расти с тех пор, как стал свободным.
Яну пришло в голову, что первое впечатление о Гвинпине было скорее всего обманчивым. Он почувствовал, что начинает испытывать симпатию к этой смешной и трогательной всеми брошенной кукле, вдруг выросшей в одночасье и даже не заметившей этого, потому что ее уделом было развлекать, забавлять других и вечно прятаться, скрывать, что она тоже может видеть, слышать, радоваться, что у нее тоже есть своя гордость, а она просто не успела научиться держать свои чувства в узде. И он вдруг вышел вперед, на середину круга, и обнял куклу, поймав искорку удивления в глазах Травника.
– Давайте возьмем его с собой! Куда он один в этих краях – ни дома, ни крыши, ни словом перемолвиться… Кто знает, может, он еще немного вырастет!
Збышек шагнул к Яну и порывисто обнял его. Лисовин усмехнулся в бороду, и даже сдержанный Книгочей улыбнулся краешками губ, что было высшим проявлением чувств с его стороны за все время пути. Гвинпин же совершенно стушевался и, опустив голову, стеснялся отчаянно.
– Я не против, почтенный Гвиннеус, – сказал Травник. – Дело для тебя найдется. Сейчас же нас интересует твой хозяин, да и в деревне надо что-то делать. Не скрою, нам кое-что о нем известно, из прочего о многом догадываемся. Что им от нас нужно, этому Птицелову и его людям, ты не знаешь? Подумай хорошенько, не торопись. Может быть, ты слышал какие-нибудь разговоры, они упоминали наши имена, прозвища?
– Птицелов никогда не разговаривал со своими людьми при нас, только с Кукольником перекидывался одной-двумя фразами. После представления нас всех собирали и складывали в мешок, а я чаще всего оказывался на самом дне. Когда они уходили из деревни, Птицелов вытащил меня из мешка и велел спрятаться в пустом доме, найти вас, когда вы сюда придете, и передать это послание. Потом забросил меня на чердак, и они ушли.
– Так он не стал писать никакой записки, не привязал к тебе какое-нибудь послание на листочке или лоскутке? – с тревогой в голосе спросил Книгочей.
– Не-ет, а что? – непонимающе замотал головой, а значит, и всем своим тучным телом Гвинпин.
– Получается, что он знал о твоих способностях, и, видимо, давно, – подытожил Травник, обменявшись с Книгочеем понимающими взглядами. Тут даже клюв у Гвинпина посерел от страха. Он бессильно опустился на низкую, грубо сколоченную табуретку и часто-часто задышал. Травник нагнулся к нему, слегка встряхнул и посадил на подоконник.
– Интересный тип этот твой Птицелов, ничего не скажешь. Однако пора и в деревню выйти, людям нужно как-то помочь. Да и тебе не мешало бы на свежий воздух, а то вон сколько потрясений за одно утро, немудрено, что голова кругом поехала. Пошли.