— А без метафор?
— Сейчас скажу. Каждый человек имеет цель, верно?
— В каком это смысле? В религиозном?
— В психологическом. Вернее, человек в каждую минуту имеет много целей. От «пообедать» до «когда-нибудь жениться на прекрасной женщине и быть счастливым». Много целей, из них состоит жизнь. Но это все равно, что отмерять километр школьной линейкой. Много коротких векторов, легко запутаться.
— Ну-ну? Проще давай, яснее. Соберись.
— Я предполагаю, что данный кандел позволяет интегрально оценивать собственную жизнь. Такая формулировка подойдет? Запускается процесс, в результате которого начинаешь видеть события прошлого, причинно-следственные связи… как некий текст. Возможно, обширная активация коры. Мы ведь давно умеем стимулировать вычислительные способности, зрительную память, здесь может быть сходный механизм.
— Активизируются воспоминания?
— Да нет. Я и раньше склерозом не страдал, но теперь… я понимаю, что со мной было. Каждый эпизод — слово. Причем у каждого индивида свой язык. Это… вот как ребенок рассматривает печатный лист и как взрослый человек читает. Начертание букв не меняется, и все-таки для взрослого это больше… Читаешь свою память и понимаешь, как продолжать.
— Ага. Ты у нас, стало быть, отныне взрослый? Вышел на новую ступень развития? Просветлился? И вместе с тобой пятнадцать добровольцев?
— Десять, — поправил Ким. — Двое без изменений, у троих депрессия. А теперь смотрите: депрессия у тех, чей мозг выдал труднорасшифруемые сигналы. Не зрительный образ, а запах, обрывок музыкальной фразы, полузабытые стихи. То, что трудно воспринять, запомнить, повторить про себя… Представляете — включается режим поиска смысла жизни, а смысл не находится?
— Прошу прощения. Насколько я понял, твой любитель поэзии прошлого века — вон за стенкой сидит, полон трудового энтузиазма!
— Виталий Васильевич, так Сергей получил кандел дважды! Вы обратили внимание — первый опыт был неудачен, мы грешили на сбой аппаратуры. Повторили на следующий день, а до повтора он крайне эмоционально выражал досаду, ругал себя никчемным тупицей, это есть в протоколе. Мы думали, что он шутит…
— А ты, стало быть, догадался, что у него развивалась депрессия. И решил, что повторная активация поможет и барышне? Так сказать, со второго раза поймет?
Иронизируя, он пытался скрыть растерянность. Этот парень — неглупый, но начисто лишенный хватки, вечный «талантливый исполнитель» — сейчас напомнил Захарову, страшно сказать, его собственного учителя. А Киму во взгляде шефа мерещилось сожаление. Мол, как это ты вдруг оказался таким кретином?..
— Делай. Под мою ответственность.
Ким крепко пожал руку, протянутую над столом. Слова тут не годились, а лезть обниматься с академиком было бы нарушением субординации.
— Ирина, постарайтесь ни о чем не думать. Мы начинаем. — Черные ресницы дрогнули, вместо кивка.
Три. Два. Один. Есть! Один. Два. Три… Восковое личико неподвижно, дыхание и пульс учащаются. Десять секунд…
— Она же под таблетками, — сказал Сергей, — может быть…
Ким, не оборачиваясь, махнул на него рукой.
пузырьки от кофейной пенки на маленьком белом блюдце. Кленовый лист описывает в воздухе неповторимую спираль, и пока он падает, части головоломки собираются, выступы входят в пазы, запах перекипевшего кофе соответствует голосу маминой сестры, забиравшей меня из школы, а полет листа — первому дню в Москве после каникул: полузанесенные песком обломки оживают, обращаются в корабль
Девушка улыбалась. Она в самом деле была очень красива.
Двое в аппаратной — долговязый научник в белом халате, с черными взъерошенными волосами, и элегантный господин в модном френче — переглянулись. И снова, как в первый раз, у больницы, каждый не увидел в другом ничего такого… никакого сияния или там белых лотосов, мужик как мужик. И обоих это успокоило.
— Все? Пойдем, выпустим ее?
На «ты» они перешли еще раньше, чем доехали до института.
— Не надо торопиться. Еще пару минут пусть побудет одна.
— Тогда можно три вопроса? — Журналист ловко выхватил наладонник и приготовился включать микрофон.
— А я и забыл, с кем связался! — Ким начал смеяться, но окоротил себя, почувствовав, что на глазах выступают слезы. Тот еще выдался денек. — Давай.
— Остальных добровольцев с депрессией вы теперь тоже вызовете на повтор?
— Почему бы и нет? Если врачи не будут против.
— А что с теми двумя, кто не почувствовал изменений?