Он поежился, вспомнив теперь об этом, и, пока аппарат отстукивал какое-то дурацкое сообщение из Сайгона, стал думать о смерти своего деда. Мать и тетки рассказывали ему, как однажды утром Мертон взял палку и прошел через Вишневый сад посмотреть, осталось ли еще что-нибудь от поля пшеницы и Змеиного бора.
Была ранняя весна, погожее утро, облака быстро плыли по небесному океану, ветер колыхал траву и листья на кустах, уже растрепанных ночным ливнем. Дерево с дуплом, в котором так часто играл Брайн, теперь лежало поперек канавы, а обломанные ветки валялись вокруг: ребятишки, живущие по соседству в стандартных домиках, скоро соберут их на дрова. Из-за плохой погоды работы прекратились, и трасса будущей дороги была безлюдна, лишь кое-где на мешках с цементом валялись доски да кучи мусора высились под серым небом. Но даже в такую погоду приятно пройтись, вдыхая свежий ветерок, налетевший через поля со стороны Троуэлла и Брэмкота, хотя эти покинутые траншеи и недостроенные дома напоминали пустырь, выбранный для главнокомандующего, пожелавшего осмотреть поле боя.
Когда он дошел до леса, по листьям забарабанил мелкий дождик, и Мертон, недовольно фыркнув, повернул назад, шагая по тропинкам, через мелкие лужицы, а ветер порывами налетал на верхушки деревьев и ослабевал лишь тогда, когда дождь усиливался.
— Вот уж не ожидал такого свинства, — пробормотал он, горбясь и подняв воротник, хотя плечи и ноги у него уже промокли.
Ввалившись в дом, он сразу почувствовал знакомый и приятный запах пудинга и колбасы, шипевшей на сковороде.
— Где ты был? — вскрикнула Мэри, увидев его мокрые волосы и лицо. — Если будешь выходить в такую погоду, простудишься насмерть. — Она поворошила угли в камине. — Снимай-ка брюки, я их высушу, а ты пока погрейся.
Он повесил пиджак у двери и отстегнул подтяжки.
— Да не суетись ты. Я просто пошел посмотреть, как прокладывают новую дорогу. Конечно, если б знал, что так польет, не пошел бы. — Он разделся до фуфайки и энергично растер голову и руки.
— Сейчас принесу тебе чайку и подолью виски, — сказала она. — Сразу повеселеешь, уж я-то тебя знаю.
После обеда он лег и проспал до вечернего чая, но сон не освежил его, он спустился вниз разбитый и скованный непривычной усталостью.
— Есть что-нибудь закусить? — спросил он, сев у камина и чихая в свой огромный пестрый платок. Он поел бульона с куриными ножками, но весь вечер был какой-то вялый.
— И что с тобой делать, ума не приложу, — сказала она. — Не надо было тебе выходить в дождь.
Вошла Лидия.
— Давай я принесу тебе «Аспрос», папа, — предложила она. — Сейчас сбегаю к Уорренеру.
— Хватит вам причитать! — прикрикнул он на них и пошел по скрипучей лестнице наверх, в спальню.
— Он просто несносное старое чучело, — сказала Лидия. — В доме никто от него доброго слова не слыхал.
— И черта с два услышишь, — сказал Мертон, который неожиданно вернулся за своими башмаками. — Если хочешь что сказать, говори прямо в глаза. — Он стоял у камина, высокий и прямой, со смуглым, красиво очерченным лицом и жесткими седыми волосами.
— Да ведь мы тебе добра желаем! — не выдержала Лидия, обиженная его несправедливостью.
— Сейчас я принесу тебе выпить, — сказала Мэри, — и еще «Аспрос».
— Ладно уж, — сказал он и пошел наверх.
Он лег, но сон не приходил. Он ворочался, обливаясь потом, что-то бормотал всю ночь, а наутро не мог встать, и ему стало стыдно и неловко: он давно забыл, когда в последний раз болел.
Вера помнила, как много лет назад, когда она была еще девочкой, он, хворая, спал на двух стульях у камина и ему было так неудобно, что, как только у него хватало сил встать, он, шатаясь, шел кормить свиней или приносил уголь, насильно возвращая себя к жизни. Болезнь считалась трусостью и слабостью, и ни один мужчина не позволял себе слечь, если это был настоящий мужчина. А теперь вот он оказался безвольным и бессильным, и его мучило, что все это видят. Когда Мэри сказала, что ему надо показаться доктору, он заявил: