— Дома, конечно, жрать нечего, — сказал Брайн. — Уж это ясно.
— И у нас тоже.
В воздухе пахло весной, зелень была такой свежей — и мох, и трава, и молодая крапива, обстрекавшая им ноги, когда они вошли в самую гущу живой изгороди. На западе небо покраснело, будто ночной сторож за тучами зажег свой фонарь, сидит и караулит, чтобы никто хитростью не пробрался в рай там, позади туч. Отблеск этого красного пламени пал на отвесные, выложенные серыми плитками газометры, отчего они показались еще выше проходившим мимо Брайну и Берту. Брайн порылся в кармане.
— У меня ведь есть еще те шесть пенсов, что мне Эгер дал за дрова. Может, пойдем купим чего-нибудь пожрать? Возьмем жареного картофеля с хлебом, набьем брюхо?
— Ага, здорово, — сказал Берт, обнял Брайна за плечи, и оба зашагали быстрее.
3
Брайн смотрел, как две свиньи отщипывают от кучи угля пыльные черные кусочки.
— Дедушка, а почему свиньи едят уголь?
Мертон замешивал в лохани отруби возле двери прачечной.
— Делать им нечего, пострел, вот почему. Брайна такое объяснение не удовлетворило.
— Это потому, что они голодные?
— Свиньи всегда голодные.
— Так ведь им дают отруби и картошку с шелухой.
Мертон размешивал металлической лопаткой жидкое месиво.
— Э, они сожрут все что хочешь. И тебя тоже, надоедный ты щенок, если подам тебя им в корыте.
Прекратив таким образом расспросы Брайна, Мертон высыпал в лохань мешок картофеля. Брайн видел, что по тропинке шагает, ведя за руль свой велосипед, дядя Джордж, высокий, худощавый человек в кепке, кадровый рабочий на заводе Рэли, а в глазах Брайна — божество с волнистыми волосами.
— Ты откуда, дядя Джордж?
— С футбола.
— А что там делал? — спросил Брайн, подумав: «Играл он или только «болел»?»
— Не спрашивай, и тебе не будут врать, — ответил Джордж, ставя велосипед под навес.
Брайн засмеялся и пошел за дядей в кухню, где бабушка месила тесто для пирогов и хлеба.
— Читал листки на стенах?
Джордж нагнулся снять с брюк велосипедные зажимы, потом вскинул глаза, уже держа зажимы в руке.
— Взяли Аддис-Абебу. Похоже, что с абиссинцами покончено.
Его мать сочувственно пощелкала языком.
— Вот ведь стервецы эти итальянцы. Только подумать — травят газами бедных чернокожих, которые никому никакого вреда не сделали.
— Они, можно сказать, сражались зонтиками против пулеметов, — сказал Джордж.
— Итальянцы за это еще поплатятся, вот увидите, — пророчествовала Мэри, размазывая джем на куске раскатанного теста. Брайн слушал с таким напряженным вниманием, что незаметно для себя открутил пуговицу на рубашке. — Послушай, что это ты там выделываешь? — воскликнула Мэри. — Смотрите-ка, стоит и откручивает пуговицы.
Ему дали банку из-под джема и ложку — он выскреб, высосал и вылизал все остатки и приступил к новым расспросам:
— Бабушка!
— А?
— Кто войну выиграл?
— Какую?
Он был озадачен.
— Ну, войну.
— Последнюю, что ли?
Он не знал, что сказать, боялся, что его надуют, подсунут какую-нибудь другую войну.
— Последняя война — это на которой убили дядю Оливера?
— Да.
— Ну так кто же выиграл эту войну?
— Никто, — сказала Мэри, забирая у него липкую банку. — А теперь иди и вымой руки, будь умником.
Он пошел озадаченный. Как это может быть, чтобы никто не выиграл войну? Хоть бы кто когда ответил на его вопросы! — досадовал Брайн. «Никто!» Это не ответ, просто так, обман. Не бывает такой войны, чтобы ее никто не выиграл. Кто-нибудь да выиграл, а другой проиграл. Вот как это бывает. Моя лицо и руки в тазике, который бабушка наполнила для него водой, он слышал, как они там все еще разговаривают о войне в Абиссинии.
На дальнем краю Вишневого сада под шатром из облаков и деревьев на опушке Змеиного бора стояли два дома, и жили в них фермеры-землепашцы. Брайн знал только некоторых из ребятишек, время от времени выскакивавших из дверей обоих домов. Каждую субботу он бродил по холмистой местности, зачарованный длинной темной полосой леса на горизонте, привлеченный этим больше, чем двумя домиками у опушки, и часто, как исследователь, мысленно наносил все на карту. Но он редко заходил далеко, в открытые поля за Змеиным бором.
Из ложбины послышались визг и болтовня девчонок. На всех были похожие розовые платья, и у всех в руках цветы — ромашки и лютики. Девочки направлялись в его сторону, но, не дойдя, увидели поляну с цветами, встали на колени и принялись рвать цветы. Одна из девочек подняла глаза и сказала: