Сажин узнал своих соседок. Брюнетку тоже звали Евгенией. Евгенией Игоревной. Они познакомились пару месяцев назад в ЖЭКе, а до этого только вежливо здоровались в лифте. Имя девочки – дочери Евгении Игоревны – Сажин не помнил. Не знал, как зовут и ее мужа – плотного, лысого, очень близорукого и очень серьезного, носившего модные очки и обычно приезжавшего домой на черном служебном «БМВ» с шофером.
Евгения Игоревна закрыла машину, энергичной походкой направилась к подъезду.
– Добрый день, – поздоровалась она с Сажиным. – Это вы. А я подумала, новые жильцы приехали.
– А это только я. Здравствуйте, – Сажин, улыбаясь, виновато развел руками.
– Оля, иди, вызывай лифт, – обратилась Евгения Игоревна к дочери.
Та пошла к подъезду, однако у двери вдруг в нерешительности остановилась. Евгения Игоревна этого не заметила, все ее внимание поглощала мягкая мебель, выгруженная из машины.
– Ваши? Очень миленькие кресла… И диван какой, боже, какой чудесный диван! Стильный и какой же большой. Это угловой, да? Кожа натуральная? А не боитесь, что белая, вид быстро потеряет? Замылится?
– Ну, замылится – почистим, – Сажин продолжал улыбаться.
– Вы, мужчины, все такие. Почистим! – усмехнулась Евгения Игоревна. Она наклонилась и потрогала обивку. Сажин ощутил аромат тонких дорогих духов. – Качество превосходное. Где покупали? В «Гранде»?
– Нет, в Доме итальянской мебели.
Евгения Игоревна выпрямилась – она была высока, но все равно едва доходила Сажину до плеча.
– И где же этот дом находится? – спросила она, окидывая собеседника оценивающим взглядом. Во взгляде этом было что-то кошачье – лукавое, жесткое и одновременно загадочно-манящее.
– На Варшавке.
– У вас отличный вкус, Женя.
– Спасибо, вы мне льстите. – Сажин кивнул грузчикам и пошел к двери подъезда набирать код. Мебель должны были втаскивать по лестнице. В лифт ни кресла, ни тем более диван не входили. Евгения Игоревна поспешила следом.
И только тут увидела, что дочь ее все еще переминается на ступеньках.
– Оля, в чем дело? Я же сказала: вызывай лифт.
Девочка оглянулась на них и нехотя взялась за ручку.
– Не бойся, мы следом за тобой, – громко сказал Сажин.
Евгения Игоревна искоса глянула на него.
– С ума сойти, – произнесла она. – Ну, просто ни в какие ворота. Вы понимаете, о чем я?
Сажин вежливо пропустил ее вперед, нагнулся и подсунул под дверь кирпич, чтобы грузчики беспрепятственно вносили мебель.
– Убийство прямо в доме, – Евгения Игоревна нервно хмыкнула. – Неудивительно, что… Оля, Олечка, я иду, иду, не волнуйся. Неудивительно, что дети так напуганы. Я и сама уже вторую ночь не сплю. Кстати, к вам милиция тогда приходила?
– В квартиру нет, но нас всех на лестнице опрашивали – меня, Надежду Иосифовну и…
– А к нам заявились прямо в квартиру. Слава богу, мой муж был дома, – Евгения Игоревна говорила быстро. – Ну он, короче, их всех вежливо послал. А что в самом деле? Мы знать ничего не знаем. Я ему прямо так и сказала: Стас, мы с тобой знать ничего не знаем. И все. Но так все это неприятно, так дико неприятно! Хоть прямо уезжай, бросай все. А сколько денег вбито в этот дом, и вот нате вам, пожалуйста!
– Лифт, – сказал Сажин. – Вы поезжайте, я все равно с грузчиками, – он вежливо пропустил соседку к лифту. – Всего доброго.
– У вас, повторяю, отличный вкус. А мы пока со старой мебелью еще, – Евгения Игоревна была в настроении поболтать еще. – Но думаю, вскоре тоже начнем ездить по салонам, смотреть. Точнее, все это, как всегда, ляжет на мои плечи. У мужа предстоит длительная загранкомандировка… А вы ведь, кажется, тоже перепланировку в квартире делали? А можно как-нибудь к вам зайти, взглянуть?
– В любое время заходите, буду рад, – Сажин был само гостеприимство. – Лучше вечером, я поздно с работы приезжаю.
– Ловлю вас на слове, Женя. – Евгения Игоревна наконец вошла вслед за дочерью в лифт, и двери закрылись. Сажин подумал: надо же, она помнит, как его зовут. А говорят, у женщин, тем более у замужних, – короткая память.
Он дождался, пока лифт доедет до четвертого этажа, еще немного помедлил, а затем вместе с грузчиками начал подниматься по лестнице. Открыл дверь своей квартиры, давая указания вносить диван и кресла и куда ставить. Грузчики шумели, переговаривались.
Тут открылась дверь двенадцатой квартиры. Сажин увидел еще одну свою соседку. Это была молодая светловолосая женщина в старых джинсах и домашнем свитере. Густые волосы ее были собраны в пучок и подколоты заколкой. Лицо бледное, встревоженное.
– Добрый день, – поздоровался с ней Сажин. – Простите за шум. Это я… мы мебель вот грузим.
– Это вы, а я думала…
– Нет, это я. – Сажин задержался в дверном проеме. Ему приходилось сильно сгибаться – соседка была маленького роста, худенькой. – Вы не волнуйтесь и ничего не бойтесь. Вы сегодня не работаете?
– Я приболела. – Голос соседки был действительно болезненным, тихим. – Грипп, наверное, подхватила.
– Надо поберечься, – сказал Сажин. – Сейчас февраль, самая гриппозная зараза. Осторожнее! – крикнул он грузчикам – те как раз пропихивали через дверь одну из секций дивана. – Видите же, что так не проходит, повернуть надо! Боком!
Соседка закрыла дверь. Щелкнул замок, звякнула цепочка. Сажин вытер со лба испарину. Кто сказал, что у грузчиков легкий хлеб?
Глава 10
Ключ и топорик
В отделении милиции на Соколе тоже шел ремонт. Ползучий – как назвал его Николай Свидерко. Часть кабинетов от этого походила на руины, а в другой части на головах друг у друга ютился личный состав. Работать в условиях ползучего ремонта было просто страшно. А переезжать милиционерам было некуда.
Оперативный штаб по раскрытию убийства на Ленинградском проспекте заседал в одной из таких комнатушек: Николай Свидерко и человек семь оперативников.
Когда Никита Колосов после выполнения всех формальностей с возвращением «Волги» заехал к Свидерко поделиться впечатлениями, у «москвичей» как раз случился обед. Сыщики пили растворимый кофе из огромных керамических кружек, жевали пирожки с мясом и повидлом, приобретенные в ларьке у метро. Кто-то оживленно предлагал «слетать» за пивом.
– Сухой закон!
Это было первое, что услыхал Никита от Николая Свидерко, переступив порог.
– Сухой закон, жесткий. До тех пор, пока дело не раскроем. – Свидерко восседал в углу за столом. – А то я знаю вас.
Колосов понял: выбившись в начальство, Свидерко решил круто завернуть гайки. И по лицам сыщиков он понял, что процесс завинчивания как раз в начальной стадии. Он поздоровался и тут же получил свою долю пирожков. Прихлебывая кофе, он выложил на стол перед Свидерко расписку Жукова о получении «Волги» и диктофон, взятый из «девятки», с записью беседы по пути на Сокол. Прослушивали запись всем кабинетом.
– Так, – хмыкнул Свидерко, – есть такое дело. Потянулась, кажется, ниточка. Ну-ка, крутани еще раз, что там шофер про поездку на Ленинградский сказал.
Крутанули еще раз. Свидерко придвинул к себе позапрошлогодний календарь и что-то быстро записал на нем.
– Надо все переварить, – сказал он. – Но чуть позже. Сначала, Никита, это вот прочти, ознакомься. – И он передал Колосову два отдельных экспертных заключения. Одно было от патологоанатома, второе из криминалистической лаборатории.
Колосов начал с заключения по техническому исследованию замка двери пятнадцатой квартиры, где обнаружили труп Бортникова. Вывод эксперта был категоричен: никаких следов взлома не обнаружено. Не обнаружено и следов подбора ключа. Замок открыли непосредственно тем ключом, который к этому замку прилагался. Или же его дубликатом.
Заключение патологоанатома по исследованию трупа в основном подтверждало все, что было уже выяснено на месте происшествия при первичном осмотре. Даже примерное время смерти указывалось то же самое. Но одна деталь все же патологоанатомом выделялась особо. Он весьма подробно описывал механизм нанесения Бортникову ран, а далее делал вывод, что «судя по их конфигурации, состоянию повреждений затылочной области черепа и кожных покровов головы, в качестве возможного орудия убийства был использован небольшой топор. Скорее всего, – писал эксперт, – это мог быть кухонный топорик для разделки мяса с коротким заточенным лезвием и специфической формой обуха, имеющей характерную ребристо-шахматную поверхность».