— Ну как же, переживаю я за них.
— Да что им будет! А я? А обо мне, почему не переживаешь? И лишний раз мне косточку не бросишь, и пузико не почешешь, и не поиграешь. Эти двое друг с другом теперь не наиграются, ты тоже скоро игрушку себе заведешь. Одна я — бедная, несчастная, одинокая…
— Марусь, ты это брось. Как же я без тебя, тем более сейчас. А игрушка появиться, там и ты наиграешься вдоволь.
— Ага, устроите мне тут детский сад, что одна, что другой… И понесет вас решать мировые проблемы, а Мару в няньках оставите!
— Кто «другой»? Ты кого имеешь ввиду?
— Кого, кого… кобелька нашего, конечно. Думаешь, тебе можно, а ему нельзя?
— Можно. Но я надеюсь, он … они подождут.
— Хм… да кто их знает. Ты у меня вон какая предусмотрительная и то… А от молодежи тогда чего ожидать?
— А от них можно чего-то ожидать?
— Нет, блин, они всю ночь книжки читали…. На, смотри свой «канал для взрослых»!!!
Да, я знаю, поглядывать нехорошо. Но кто бы на моем месте удержался? Но сейчас не только я, и другие уже не смутились бы.
М-да, картина маслом, сладко-сливочным, вологодским…. На кровати им места не хватило, многострадальное покрывало лежит на полу. Утомленный Одрик спит, сложив буйну голову на коленях Торканы. Она сидит, опершись на подушки, перебирает его волосы, гладит дрожащими ладонями погруженное в сон тело Одрика. Ее пальцы перемещаются, скользя по всем бугоркам и впадинкам, будто проводя путь на карте неизведанной страны, стараясь запомнить рельеф. Рассеянно блуждающие кончики пальцев судорожно вздрагивают, попав на старый шрам на груди. Торкана родом из потомственных боевых магов, она знает, что это шрам от сквозного ранения, она склоняется и касается губами следа того, о чем Одрик никогда не рассказывает.
Зита права, они великолепная пара. Перехожу в магический диапазон. И так же как пальцы Торканы гладят Одрика, так его икрящиеся жгуты обнимают Торкану. Вспышки с его нитей срываются и взмывают вверх, сплетая над ними полог, переливающийся словно северное сияние.
Ну вот, я, кажется, проспала. Ни о каких пробежках в такую погоду и речи не идет, но как хотелось лицезреть выход сладкой парочки, просто слов нет. Но и здесь меня постигло разочарование, они так и не показались. И я, мучимая приступами любопытства, методично убивала время до обеда, изучая очередную тетрадочку дядюшки.
Когда Зита проследовала в столовую, я тоже поспешила занять место, но не свое обычное, а с которого лучше просматривается коридор. Зита поняла это и со вздохом покачала головой. И вот дверь их комнаты дрогнула и медленно открылась. Первым вышел Одрик, подал руку Торкане и повел ее по коридору. Одрик смотрит вперед, а Торкана на Одрика.
Прошли неполные сутки, а как он изменился. Лицо с одной стороны как бы разгладилось, ушла напряженная мимика последних недель, с другой стороны его черты стали жестче, я даже не могу объяснить почему. И взгляд его изменился, он ходил сутулясь, опустив голову и смотрел исподлобья, сейчас вытянулся во весь свой рост, голова чуть откинута назад и смотрит сверху вниз, почти снисходительно. Ну что откуда берется, просто Их Величество, а корону в прихожей оставил. Что ж, ведь правда говорят, при хорошей женщине и мужчина может стать человеком.
Сначала усадил Кани, затем четко зафиксированный наклон головы перед Зитой и легкий кивок в мою сторону. Я вопросительно смотрю на Зиту, она более чем довольна. Победоносным тоном обращается к Торкане.
— Кани, милая, как ты себя сегодня чувствуешь? Мы тут последнее время очень за тебя беспокоились.
Торкана смущается и слегка краснеет.
— Да, последнее время сложилось не лучшим образом…. Но сейчас со мной все будет хорошо. Правда, Одрик? — теперь очередь краснеть наступает у моего женишка, но этого не происходит, он просто кладет свою руку поверх руки Кани. Надо срочно менять его прозвище, а то, чувствую, некоронованное величество припрется ко мне просить свободы, хотя наши обязательства и чисто условны, да и перед Кани неудобно.
— Итак, молодой человек, — Зита обращается к Одрику, — теперь я могу рассчитывать, что Вы не будете нарушать мой сон своими ночными хождениями?
— Да.
— Что «ДА»?
— Нет, не буду.
— Вот и замечательно, — и магиня жестом дает команду кухарке подавать обед.
Смотрю — вокруг все счастливы и довольны, аж тошнит от эдакой пасторали, или это токсикоз?. Но это ничего, некоторая тошнота сейчас вполне объяснима. Только бы наш будущий всесильный маг, решая вопросы личной жизни, не задвинул бы вопросы обучения и наши с ним долгоидущие планы. Надо Торкану привлечь к моему проекту, она как потомственная боевая магиня, с отличием окончившая академию, поймет важность момента. А Одрик сейчас по ее желанию реки вспять поворачивать будет, вот и повернем его энергию — да в нужное мне русло.
Очень позднее осеннее утро. Женщина просыпается в своей теплой постели, одеяло на илларьей шерсти спасает ее от промозглой сырости, пробравшей до костей вечером, и она нехотя дергает шнурок колокольчика. Вчера было много разговоров, разъездов, прочей нервотрепки и суеты. К вечеру она вымокла под нудным осенним дождем, устала, как последняя прачка. Балдахин над ее кроватью малахитовой расцветки уже староват, но все еще навевает приятные воспоминания. Хотелось завернуться в них, зарыться в льняные глубины постели, понежиться в обнимку с памятью.
— Асса Галенгейра, что прикажите подавать на завтрак?
Женщина со стоном потянулась, мелькнула почти крамольная идея, заказать завтрак в постель, вспомнить былое. Но мечты на сегодня в ее расписании не значились. И даже сегодняшний завтрак обещал быть рабочим.
— Завтрак плотный на три персоны, наши поздние гости наверняка голодные.
— Они поднялись затемно, и чем-то занимались в старой варгятнице. Сначала подумала, что тренируются как все наемники, но там же неудобно.
— А вот это не твое дело, эти люди знают, что делают, невпервой…. Лучше скажи, как наш «живчик» поживает, он есть что-нибудь начал?
— Он воду забирал, и, кажется, немного грибов… сырых, — ведьма в ответ что-то недовольно буркнула и стала подниматься с кровати.
— Подай мне то, темно-оливковое, — сделала она выбор, — и илларью перелину. А то в этой мерзкой сырости чахотку как в Караваче подхватить недолго. Сегодня же разжечь все камины и протопить дом!
— Хорошо, асса, — ответила рабыня, хотя в доме не было так холодно, в спальне уж точно.
Ведьма быстро привела себя в рабочий порядок: «Надо завершить начатое, не зря же столько мучилась». Она быстрым легким шагом проследовала в столовую, распорядилась пригласить своих гостей и подавать завтрак.
— Приветствуем Вас, асса.
— Белейв, Борвен, прошу вас, приступайте. Подкрепитесь хорошенько, неизвестно, когда следующий раз за стол сядем. Сегодня надо все завершить, «пирожки» должны быть свежими. Иначе…, вы сами знаете, не маленькие.
— Да, асса, мы все понимаем. Они уже готовы.
— Уже?
— Да мы с утра, по холодку, все сделали. Осталась только «начинку» заложить.
Покончив с завтраком, хозяйка поманила наемников за собой, вручила каждому по факелу. Они, следом за хозяйкой, спустились вниз по лестнице, гулкий коридор несколько раз раздваивался и изгибался, пока не привел их к кованой бронзовой решетке. За ней были еще двери, простая деревянная, с виду хлипкая, но магическая защита делала ее непроницаемой. Магиня изящным и несколько показным жестом отключила ее. Во мраке каморки виднелись полки, сундуки, стол с какими-то инструментами, весами, коробочками, мешочками, а под столом стояли два заполненных плетеных короба. Магиня ткнула пальчиком в короба:
— Забирайте, там «начинка», уже отмеренная.
Мужчины крякнув, подхватили груз, оказавшийся тяжелым и вернулись в коридор.
— Можете возвращаться, я должна еще кое-чем заняться. Ах да, вы же дороги не найдете, тогда следуйте за мной.
Ведьма передвигалась во мраке лабиринта стремительно и безошибочно, двое крепких мужчин с их ношей не успевали за ней. Она протиснулась в слегка приоткрывшуюся кованую медью дверь. Через узкую расщелину коридор осветился мерцающим лучом цвета весенней травы. Ведьма быстро вернулась, что-то пряча в складках юбки. Они продолжили путь еще куда-то спустились, прошли сквозь магическую защиту, потом поднялись и оказались у свинцовой двери.