Вот теперь уже никто и ничто никуда не денется, начинаем уничтожение паразитов. Теперь сжимай этот черный пузырь, они сами из него полезут как червяки. Только осторожно и медленно, надо же поинтересоваться, что мы с тобой тут поймали, может и что-то полезное попадется. И не хлопай глазищами, демоны так же разнообразны, как и все остальные представители других рас. Здесь и не только демоническое может попасться, твои соплеменники тоже могут шур-фурга подложить.
Учитель оказался прав. Большинство пойманных действительно напоминали червяков, это были проклятия собственной ричелитской родни, полученные еще в детстве, почти забытые, но сидящие занозами детских обид.
«А вот и посвежее, кто же это до сих пор не успокоился? Хотя здесь можно не гадать, список имен весьма ограничен. Да что их беречь, спалить и дело с концом. «Учитель опять недоволен, парочка проклятий была не тетушкина, а еще чья-то и он хотел рассмотреть их подробнее. Да уж, большое удовольствие изучать эту дрянь!
— Стой! — завопил Учитель так, что его ученик чуть не вывалился из медитации. — Тебе попалась крайне интересная штучка, ты просто везунчик. Та демоница, которая недавно с тобой развлекалась, оставила свой маячок. Видать понравился ты ей!
— Как? А почему я ничего не почувствовал?
— Ну… — Учитель засмеялся, — ты тогда мало чего чувствовал. А маячок преинтересный, срабатывает, если ты опять напьешься до беспамятства. В нормальном своем виде ты свернешь ей шею, как вчера вылупившемуся гварричу. Да она и не собиралась тебя убивать, а вот позабавиться…. Так, давай-ка его сюда. Хоть мой мирок куда теснее, но для этой вещицы я место найду.
— А как?
— Да очень просто, возьми это вместе в частью темноты, как бы в отдельный пузырик заключи, почти как мыльный. Вот молодец, хорошо. И отдай мне, — Учитель издал какой-то мерзкий смешок, Одрик даже поежился.
— Ну вот, драгоценный мой, теперь, когда ты следующее свое горе будешь топить в вине, я могу его включить, к удовольствию нашей знакомой. Чтобы тебе не так одиноко было в пьяном дурмане. Усек? — Одрик скрипнул зубами, но промолчал.
Потом были привороты весьма старательно сделанные, целых три штуки, а Одрик даже не мог припомнить, кто и где мог это не него наслать. В пузыре оставалось что-то крупное.
— Ты сейчас осторожно, чтобы это не нарушить, кто его знает, может, вещь полезная.
Это был материнский оберег. Этому не учат в школах, этого не встретишь в учебниках, это передается из поколения в поколение. И каждая мать делает это по-своему, добавляя что-то свое, что она считает особенно важным. И поэтому материнское оберегающее плетение почти невозможно нейтрализовать противоположным. Они все разные, а как можно бороться с тем, чего не знаешь?
— Да, серьезная работа. Может, поэтому ты до сих пор под лучами Андао гуляешь, ведь сколько раз тебя пытались за грань отправить…
— Только почему это попало в чужие?
— Ты об этом не знал, это не отпечаталось в твоей памяти, а теперь оно станет твоим. Так что спрячь подальше, возможно, это спасет тебе жизнь. И наверняка уже спасало.
— Там еще что-то есть.
— Так вытаскивай быстрее.
— Здесь какие-то стихи.
— О, великие боги! Чем я вас прогневил, за что такой бестолковый ученик достался! Это же пророчество! Для тебя, дубина ты кедровая!
Одрик вломился в мою спальню с рассветом, глаза красные, видимо совсем не спал. Я как раз умылась и расхаживала по комнате слегка одетая.
— Я вспомнил!!
— Молодец! А теперь выйди и через две минуты войдешь. — И я выставила наглого юношу за дверь. Я человек не слишком стеснительный и ему, вроде как, невеста, но не до такой же степени!
Едва оделась, как опять вошел, правда, сделал вид, что постучал.
— Вспомнил! «Когда перестанешь…»
— СТОП!!! Подожди. Я сейчас сяду за стол, возьму бумагу… Не торопись. Во-первых, где ты этот стих вычитал?
— Я его не читал, мне его пифия сказала.
— Какая пифия? Когда? При каких обстоятельствах? Сядь и изложи мне все по порядку.
Одрик насупился, обиделся, а мне что от радости, за его память, танцевать прикажете? Он вздохнул и начал:
— Это было почти год назад, чуть меньше. Я в тот день был немного не в себе… Тогда на меня сразу много всего навалилось, и тетушка приехала, привезла Лотти, хотела меня на ней женить. О наследстве узнал, с полковником поговорил, мы с ним давно не виделись, со дня похорон его жены и Шайми…
Задумался, тяжело ему даются воспоминания, но торопить не стала.
— Ко мне пришли друзья, отметить приезд сестренки, а тут звонок на двери лавки. Смотрю, а это она пришла…
— Она — это кто?
— А… Пифия, наша местная, каравачская. Я ее не плохо знал, она с моей мамой дружила, да ее все в Караваче знали, хорошая была женщина.
— И что пифия? Что ей от тебя надо было?
— Она сказала, что плохо себя чувствует, и скоро умрет, но я ей не поверил. Она передела мне амулет, для связи с Юммитом. И попросила его встретить весной и помочь ему, раньше она ему помогала. Я потом про этот амулет и забыл совсем… Но это не важно… А пифия весной действительно умерла…
— И она тебе рассказала этот стишок?
— Это не стишок! Это предсказание! Она стояла, потом вдруг переменилась в лице и странным голосом заговорила.
— Стихами?
— Да, стихами…
— А потом?
— Потом она пришла в себя и ушла, я до этого только одно ее предсказание слышал, то что теперь называют «последним». Так рассказывать?
— Да, давай, только медленно, я записываю.
И Одрик начал неторопливо декламировать:
«Когда перестанешь обиды стеречь, Ты обретешь расчлененный свой меч. Его раздробила злая рука, Зная, что гибель владыки близка. Дробь золотая, слезами горя, Под волнами моря дождется тебя, Серебряных струн безудержный звон, Их ты услышишь, дотронься — вот он. Красную медь до вечерней зари По капельке в доме огня собери. А добрую бронзу, как ни крути, Ты откопаешь в чреве земли. «
— Этот кусочек из бронзы мы уже нашли, в глобусе. — Радостно сообщил мне Одрик.
— Ты не отвлекайся, а то опять забудешь.
— Не, я хорошо вспомнил.
И он продолжил:
«Хитрая ртуть, с ней всего тяжелей, Но попадется у странных друзей. Олова дробь ты увидишь в пыли, Только почаще под ноги смотри. Серый свинец, сводный брат золотой, То разгадает алхимик простой. Честную сталь ты найдешь в сундуке, Что пращур от глаз сохранил вдалеке».
— А это про тот кусочек, что уже у тебя был. А в каком сундуке он был?
— Не отвлекайся…
— Нет, ты мне скажи, как ты его умудрялась прятать, что я ничего не чувствовал?
— Поедем в Ерт, покажу. Раз, два, три, четыре … восемь. Это все? Или еще что-то было?
— Там еще одно двустишие:
«И восемь дробей воедино сольясь Откроют тебе сокрытую власть. «
— Ну что? И сильно тебе этот стишок поможет? — Нагло спросил женишок.
— Не «тебе», а нам. И, да, поможет. Все иди, свободен.
— Так когда в Лайокудль поедем? — Не хочет уходить, обнаглел в конец.
— Завтра после завтрака поедем в Ерт, вещичек прикупим, а уже оттуда, к вечеру, к алхимикам. Чтобы там лишнее время не светиться. Да, и еще…
— Ну что?
— А сооруди-ка ты мне амулет, чтобы тебе постоянно мою ауру не подкрашивать и мне мою синюю магию не маскировать.
— Чего?
— Ну, перекрась мои нити в фиолетовый, что тут непонятного. Если ауру перекрашиваешь, то и с этим справишься. Иди, работай…
И что вы думаете? Пошел! Ворчал что-то по дороге, но пошел. Ничего ему так хочется найти остальные части, и собрать ключ, что сделает.
Собираться надо, однако…
Начали собираться и эти, сладкая парочка за стенкой. Я их могу понять, и Торкане хочется прогуляться, и Одрику сейчас ее оставлять — нож острый. Но Кани сейчас всего лишь бесплатное декоративное приложение к Одрику, в магическом плане она ничего из себя не представляет. Ее магия проснулась вместе с памятью, она возрождается, но до истинного уровня Торканы еще далеко. В магическом диапазоне девушка сейчас выглядит просто сказочно, новые прорастающие нити красной магии напоминают ягодки полуденницы, и у меня ассоциации с земляничной поляной под ярким солнцем….