Шум вокруг места состязаний усилился, так что Непес-мулла вынужден был прервать свой рассказ.
— Крути! Вали! Подними его! — доносилось со стороны наблюдавших за борьбой.
Этот шум подействовал и на Пенди-бая. К тому же ему не хотелось омрачать свадьбу разговорами, которые они вели под навесом. Он оглядел собеседников и сказал:
— Мулла, хоть мы сами уже и не сможем участвовать в гореше и приза не заработаем, может, хоть подойдем к тем, кто криком помогает пальванам?
Непес-мулла кивнул головой:
— Ты прав, и это тоже интересно.
Все поднялись.
Посередине площадки для гореша стоял Хемракули. Чувствовал он себя как нельзя лучше.
Подошедшие получили подтверждение второй его победы: Курбан вывел на середину второго барана, выставленного на приз. Рот Хемракули-хана не закрывался от удовольствия.
Кто-то сказал:
— И бог дает баю, и Пенди-бай дает баю, — имея в виду выигрыш Хемракули.
— Что ж ты плачешь! Иди! Победишь, тоже приз получишь.
— Куда мне с этими. Они ж, кроме драки, ничего не знают!
Хемракули-хан по обычаю коснулся лба барана и горделиво повернулся к своим воинам.
Из числа нукеров, стоявших в сторонке с кинжалами эа поясом, вышел Кичи-кел.
— Сто лет живи, хан-ага! — поздравил он своего командира и принял от него барана.
— Даже если он проживет сто лет, тебе на семена все равно ничего не достанется! — воскликнул недовольный Келхан Кепеле.
Кичи-кел обернулся и быстро нашел глазами того, кто это сказал. И, проводя мимо барана, проговорил вполголоса, так, чтобы не услышали другие:
— Держи язык за зубами, ленивый вол!
— Вол хоть поле пашет. А такие собаки, как ты, только лают на своих и чужих, да еще целые своры за собой водят!
Кичи-кел невольно схватился за рукоятку кинжала, но тут же опустил руку.
— Хоть я и собака, но я не хочу скандала. Скажи спасибо, что сейчас свадьба…
Келхана Кепеле это ничуть не напугало.
— Вон, смотри, у твоего аги от жадности зад обмарался. Иди лучше сковырни его навоз своей железкой!
Кичи-кел весь задрожал от злости, В другом месте он не простил бы таких слов, но тут боялся гнева Хемракули, которому все празднество пришлось как нельзя более по душе. Поэтому он проглотил обиду и только бросил, отворачиваясь, Келхану:
— Зад в навозе не у хана, а у ленивых ролов, как ты.
Келхан же отвечал нарочно громко, чтобы могли слышать и другие:
— Конечно! Хемракули и не может быть в навозе, пока у него есть такие подлизалы, как ты!
Кичи-кел скрипнул зубами и совсем отошел от Келхана, слыша, как уже вокруг них начали раздаваться смешки. Но главное внимание людей было приковано к поединку. Посередине все еще расхаживал довольный, как петух, Хемракули-хан. А зрители роптали меж собой: «Неужели все призы заберут теперь нукеры Мяде-мина? Неужели среди стольких туркмен не найдется никого, кто повалил бы Хемракули?» Однако никто не решался выйти на середину.
Видя, что состязание грозит оборваться, глашатай Джаллы начал подстрекать собравшихся:
— А ну, кто силен, выходи на борьбу с Хемракули-ханом! Приз — лучшая овца из стада Пенди-бая! Туркмены, покажите свою силу и храбрость!
— Ты бы не орал, Джаллы, а лучше бы сам шел на середину!
— Ах, если б за голос что-то давали или можно было бы им бороться, я давно свернул бы шею Хемракули. А руки, разве у меня руки? Что у курицы ляжка, что у меня рука — все одинаково!
Племянник Дангатара Курбан в это время прислуживал гостям. Но и он остановился.
На середину вышел Келхан Кепеле и засучил рукава. Зрители с удивлением переглядывались между собой. Хотя Келхан и был здоровым на вид, но не относился к числу пальванов, выступающих на свадьбах. И вышел он сейчас, конечно, не ради приза, а лишь из неприязни к нукерам и их вожаку, распаленный к тому же схваткой с Кичи-келом. Лицо его было суровым, на толстых волосатых ногах, видных из-под засученных штанов, чуть подрагивали мышцы. Однако в сравнении с Хемракули он все же выглядел слабейшим.
Когда Келхан Кепеле схватил за пояс Хемракули и начал его трясти, внимание всех напряглось. Схватка длилась недолго. После того как противники по нескольку раз безрезультатно стискивали друг друга, наступила небольшая пауза. Воспользовавшись ею, Келхан неожиданно подставил Хемракули подножку. Не выдержав боли, предводитель нукеров упал.
Поднялся радостный шум.
— Молодец, Келхан!
— Сто лет жизни Келхану!
— Дай бог тебе сына!
— С этим ты не спеши. У него же еще и жены нет!
— Барана сюда, барана!
Но дарить барана было еще рано. По условиям борьбы, чтобы победить, надо было выиграть три схватки. В двух остальных схватках Хемракули повалил соперника и выиграл приз.
Когда Келхан уходил с площадки, Кичи-кел не упустил случая задеть его:
— Ну, как руками тягаться? Не то что языком!
Келхан тут же прыгнул к нему:
— Ты и тут лезешь, шакал! А ну бросай свой кинжал и выходи, если не боишься! Трусишь! Знай, будешь за чужой зад прятаться, свой волки оторвут!
Кичи-кел поспешил отойти прочь. А Келхан вернулся на свое место и тяжело опустился на землю, держась за поясницу.
— Эй, барана неси, чего ждешь! — кричал Кичи-кел уже с другого конца.
Но Курбан, на котором лежала эта обязанность, стоял не двигаясь. Хоть бараны были и не его, но все равно было тяжело отдавать третьего подряд все тому же Хемракули. Забывшись на несколько мгновений, он размечтался. Он представил, что сейчас, именно в это мгновенье, перед ним появляются ангелы — в белых чалмах, с бородами и длинными посохами, такие, как о них рассказывали старики, и спрашивают его: «Мальчик, назови нам любое свое желание, и мы сейчас же исполним его!» И он попросил бы у них не богатства, не коня, не саблю, не долгую жизнь, не даже ту, которая была дороже всех на свете… Он попросил бы себе силу, которая могла бы победить Хемракули-хана…
Но третий приз ушел к Хемракули, как и два первых.
Если пальван имел хоть немного совести, он после трех одержанных побед, не видя достойного противника, уходил с поля боя, чтобы дать возможность и другим показать себя. Но Хемракули и не думал подчиняться этому негласному закону свадебных поединков. Напротив, опережая подхалимов из своей свиты наподобие Кичи-кела, он сам горделиво выкрикивал перед толпой:
— Ну, кто там еще хочет выйти? Не вижу храбрецов!
Из группы нукеров раздался голос:
— Достойных здесь нет, хан-ага! Придется и остальные призы мне забрать!
Но тут раздался голос:
— Эй, не спеши, юнец. Рано радуешься! Еще не всех поборол ваш хан.
Все взгляды устремились на человека, которому принадлежал этот голос. Это был Непес-мулла.
— Вот это дело! — радостно воскликнул Келхан Кепеле. — Ну-ка, покажи ему, брат!
Непес-мулла вышел вперед.
— Эй, сними сначала свой жесткий кушак, — встрял опять Кичи-кел.
— Не торопись, Кичи-кел. А то чьей-нибудь спине этот кушак придется как раз впору.
Непес-мулла не спеша развязал свой кушак, отдал его кому-то из стоявших рядом и обратился к Хемраку-ли-хану:
— Хемракули, ты знаешь, что я не занимаюсь борьбой, и поэтому условия мои не такие, как у других паль-ванов.
— Я согласен на все условия, — ответил самоуверенно Хемракули.
Мулла улыбнулся, и глаза его хитро сузились.
— Когда я выхожу с настоящим пальваном, я иду не на новый приз, а на все его прежние призы…
— Ну а если ты проиграешь?
— Если он проиграет, — вступил в разговор Пенди-бай, — ты получишь еще столько же овец, сколько у тебя есть сейчас.
— Я согласен.
В низине, на одной из окрайн села Апбас-хана, собралось много народу. Толпа шумела.
Когда появился хан с гостями, все взгляды устремились в их сторону. Но смотрели люди большей частью не на самого Апбас-хана и не на чужестранцев, а на огромную ханскую собаку, которая шла рядом с ним, слегка позвякивая легкой цепью. Собаку звали Бисяр, что по-персидски означало выдающийся. Апбас-хан считал, что даже и пес его должен быть ханом среди других псов.