Птицелов указал на застывшее изваяние Гара.
- На той стороне нет места смертным, - возразил Шедув. - Думаю, у вас ещё есть возможность возвратиться.
- А у тебя ещё пока есть возможность подумать, - в тон ему ответил Колдун, массируя и разминая пальцы. Из его рта уже показался слабый парок холодало нешуточно.
Отпущенник положил руку на эфес меча - таков был его безмолвный, но красноречивый ответ.
- Думаю, ты совершаешь ошибку, - сказал Птицелов так, словно искренне желал добра старому другу. - Мы все равно взойдем на паром, чего бы это нам ни стоило. Разница только в том, что тут скоро будут трупы - много. Или их не будет вовсе.
Он с сомнением взглянул на Шедува и Книгочея, словно стремясь убедиться в том, что их действительно можно убить обычным земным оружием, или же отпущенника и друида все-таки придется устранять каким-то другим, менее приятным способом.
И вдруг среди воинов произошло замешательство. Кто-то быстро и бесцеремонно пробирался сквозь их ряды, поминутно бормоча извинения и недовольно бурча что-то об опоздании. Воины недовольно расступились, и к причалу стремительно выскочил запыхавшийся старичок. Он был лыс, как коленка, одет в какое-то подобие монашеского рубища с оборванными тесемками и зияющими прорехами в самых причудливых местах, словно перед тем, как появиться в этом скорбном месте, его долго трепали базарные собаки. Тем не менее, уверенности ему явно было не занимать. Чуть ли не растолкав дюжих воинов, умудрившись даже вычурно обругать кого-то из этих отборных головорезов, старичок пробился к причалу. Он бегло оглядел обороняющих его отпущенника и друида и затем строго воззрился на Птицелова, который, похоже, был в некоем замешательстве от появления на сцене нового персонажа явно пробуксовывающей драмы.
- Я, прошу меня простить великодушно, часом, не опоздал?
Старичок смотрел на Птицелова, требуя ответа, а у зорза, похоже, иссякали последние капли терпения.
- Смотря куда, добрый человек, смотря куда, - ответил Птицелов, а Старик взглянул на него одним глазом. Его белок неестественно вывернулся, и у Книгочея невесть отчего вдруг отчаянно зачесался собственный глаз.
- Ну, как же, - продолжал старичок, - как я понимаю, тут меня должна ожидать, в некотором роде, эээ... ладья. Скорбный челн, так сказать, поправился он, обращаясь непосредственно к Птицелову.
- Сегодня твой скорбный челн отдыхает, - презрительно сказал сквозь зубы Старик. - И тебе тоже советую пока отдохнуть. Полежишь где-нибудь тут, в тенечке, глядишь, и дождешься своей судьбы.
У зорза, как и у всех остальных участников драмы, уже струился легкий парок изо рта, поэтому эти слова из его тонких уст большой ящерицы прозвучали откровенно издевательски, что не ускользнуло от внимания странного опоздавшего.
- Видите ли, почтеннейший, - сказал старичок со смесью обиды и внутреннего достоинства, - я обучался в лучшей академии Дерпта, прослушал курс высшего магнетизма и корпускулярной алхимии, а также немало других наук, к которым, поверьте, имею глубокое, а отнюдь не поверхностное, как вы, может быть, изволите полагать, приобщение. Посему, сударь, с вашей стороны было бы крайне невежливо пренебрегать в беседе со мною такими святыми для всех добрых и богобоязненных людей понятиями, как терпимость, благожелательность и уважительное отношение к особам, обремененным высокой ученостью и, будьте покойны, не меньшей учтивостью!
- Господи, да уберите куда-нибудь этого дурака, - болезненно поморщился, как от приступа зубной боли, Птицелов.
- Ты кто будешь? - в упор спросил старичка подошедший к нему вразвалочку Колдун.
- Кем я теперь буду, любезный человек, мне покуда не ведомо, - развел руками старичок и неожиданно звучно шмыгнул носом. - Поскольку сие неведомо ни одному смертному, переместившемуся, так сказать, в обитель потустороннюю, юдоль печалей и обиталище духов.
- Кто ты есть такой, идиот? - по слогам повторил Колдун, вперив в старичка начинающий разгораться темным, опасным огнем тяжелый взгляд.
- Ежели хотеть знать изволите, кем мне быть приходилось до пребывания в сих печальных обстоятельствах, то был я философ. И ещё естествоиспытатель, но не от призвания, а по зову, так сказать, сердца, заметил драный философ. - Поскольку к вопросам натуры и природоустроения всегда живейший интерес имел.
- Послушай же меня, философ, - тихо процедил Колдун, продолжая массировать и разминать затекшие пальцы. - Если ты, неумеха и придурок, умудрился опоздать даже на Паром Слез, то отойди покамест в сторонку и остынь. Нам не нужна твоя никчемная душа, но ты меня лучше не раздражай, иначе враз полетишь в огонь. Хорошо понял?
Старичонка забегал глазками, засуетился, что-то сокрушенно шепча себе под нос, и в нерешительности оглянулся на причал, где застыли два безмолвных наблюдателя этой забавной сцены. В тот же миг паром тяжело ударил в переднее мощное бревно причала. Скорбный челн пришел за философической душой.
Покойный философ тут же взбодрился, глаза его заблестели - он явно узнал Паром Слез по многочисленным путаным описаниям и туманным намекам в милых его сердцу ученых книгах из академической библиотеки.
- Позвольте, господа ангельские воители, - воскликнул старичок, - так вот же он, этот паром, верно?
И он обратился теперь за поддержкой к противоположной стороне, заискивающе взглянув на Шедува, тоже безошибочно определив в нем старшего.
Отпущенник молча кивнул, чем тут же вызвал у старичка прилив энтузиазма.
- Значит, он пришел за мной? - философ обвел взглядом причал, отряд воинов, окруживших Шедува и Книгочея, прибрежный песок, пустые лавки для ожидающих. После чего он замахал рукой застывшему на пароме псоглаву.
- Я к вам, господин паромщик, я к вам. Возьмите меня, пожалуйста, на борт и простите великодушно за опоздание - такой уж я рассеянный, право слово.
Однако паромщик ничего не ответил философу, продолжая взирать на него с высоты палубы в позе, выражавшей откровенное равнодушие и безразличие к его несчастной судьбе, которая, получается, горазда играть с философами злые шутки не только при их жизни.
Злополучная душа мигом переменила тактику, избрав лучшей формой защиты нападение.