Она была маленькая, как мышка, одетая в какую-то монашескую хламиду и закутанная в цветастый деревенский платок, из-под которого упрямо выбивались одна-две прядки седеньких жидких волос. Но на божью послушницу она никак не походила. Может быть, тому причиной был уж слишком по-ведьмински крючковатый нос, а может - немалых размеров зазубренный нож, рукоять которого она крепко сжимала своей сухонькой ручкой, больше всего напоминающей сморщенную птичью лапу. В другой ручке старушка держала маленькую корзинку, доверху наполненную земляникой. Петь бабушка уже прекратила, и теперь внимательно обшаривала Яна цепким, неприятным взглядом. Коростель тоже молчал, потому что не знал, что и думать, но он был уверен, что такие старушенции обитают только во сне, да и то - в тех, что вовсе не из лучших. Наверное, и сам он ещё спал, потому что ключ на груди Яна уже несколько секунд колотился как бешеный, отчаянно сигнализируя об опасности. Внутренне согласившись с мыслью, что это все происходит ещё пока что во сне, Ян успокоился и тут же понял, кто его гостья. Это была третья героиня песенки, которую он только что слышал, та, за которой всегда остается последнее слово. Или, по крайней мере, её двоюродная сестра.
- Ты кто таков, паренек? - продребезжала старушка, с размаху воткнув свое грозное оружие прямо вглубь ягодной корзинки.
- Меня зовут Яном, а кличут Коростелем, - честно признался Ян. - И я давно тебя тут поджидаю.
- Ты знаешь мое имя? - искренне удивилась старушка и весело, совсем по-молодому, рассмеялась.
- Да, иначе я не ждал бы тебя тут, бабушка, - учтиво ответил Коростель.
- И кто же я, по-твоему, молодой человек? - осведомилась старушка и сделала губами странное движение - Коростелю показалось, что из её рта на мгновение выскочил и тут же исчез острый волчий клык. А, судя по песенке, бабушка-то должна быть беззубой...
- Ну, что, отвечать будешь? - повторила старушка, вновь несколько раз утопив нож в своей корзинке, словно нащупывала там на дне что-то широким лезвием.
- Да, - вздохнул Ян, словно бросаясь в холодную и неизвестную глубину омута. - Ты - Бабушка-Смерть.
Старушка тут же зашлась в жутком хохоте, демонстрируя действительно беззубые десны и весьма веселый нрав. Несколько минут она никак не могла прийти в себя, заливаясь смехом, после чего неожиданно громко харкнула и хищно сплюнула, чуть не попав в поставленную рядом для удобства смеха корзинку.
- И кто же это сказал тебе такую глупость, а? - спросила она, все ещё посмеиваясь, и явно довольная только что услышанной шуткой симпатичного парня.
- Твои руки, - пояснил Ян Коростель и указал старухе на её ладони. Старушка невольно опустила глаза и тут же спрятала руки за спину, но было уже поздно - её руки были до запястий вымазаны в темно-красном, и этот цвет был уже засохший на вид. Старушка подняла голову и хитро погрозила Коростелю пальцем.
- Хорошая шутка, молодой человек, ха-а-ро-о-шая! Вот только почему ты не можешь отличить обыкновенную человеческую кровь от сока этой необыкновенной, чудесной земляники?
И в подтверждение своих слов старушка вновь яростно вонзила нож в ароматное содержимое корзинки, после чего вытащила его и продемонстрировала Коростелю стекающие с лезвия красноватые капли.
- Видишь? Это всего лишь сок, только и всего.
Ян покачал головой. У него было странное чувство, что кто-то сейчас управляет им, подсказывая, как себя вести, что говорить и что непременно должно случиться дальше.
- И ты, и я знаем, что это не так, Бабушка-Смерть. Но учти: если ты уже забрала жизнь того, чьей кровью вымазаны твои мерзкие ручонки, ты об этом горько пожалеешь. И поверь, это случится очень скоро.
- Учтивый юноша угрожает бабушке? - осведомилась старушенция и слизнула с лезвия сладкие полупрозрачные капли.
- Птицелов будет очень недоволен, - заметил Коростель, и глаза Клотильды, - а это была она - злобно сверкнули из-под платка. Задело, злорадно подумал Ян, и решительно шагнул к старухе.
- Ты навела на меня морок, я знаю, - сказал он. - Но твоя ошибка в том, что я уже и без того вышел тебе навстречу. Я опередил тебя, ведьма.
Клотильда зашипела, засуетилась и, неуклюже сплетя длинные пальцы, сделала рукой знак безусловного подчинения. Ян уже видел однажды, как такой же знак складывал Травник, когда на них напала волчица-оборотень. Поэтому он презрительно расхохотался.
- Ничего не выйдет, любительница крови! Ты мне тоже снишься, а во сне магические заклинания не действуют, если только я правильно знаю ваши ведьмовские обычаи.
- Чего ты хочешь, сопляк? - прошамкала Клотильда, злобно ощерившись испуганной злой собакой.
- Того же, чего хочет и твой хозяин, - ответил Коростель. - Ты сейчас отведешь меня к Птицелову, потому что у меня для него есть одна неожиданность.
- Хорошая неожиданность? - осклабилась ведьма, но Ян только холодно посмотрел на нее, и та сразу сникла, сгорбилась, вобрала голову в плечи.
- Не зря говорят: на ловца и зверь бежит, - пробормотала Клотильда, подхватив ивовую корзинку. - Между прочим, ягодки не хочешь ли, соколик?
- Нет, - ответил кто-то внутри Яна его устами. - Потому что ягода твоя земляникой называется, от слова "земля" происходит. А что ты и можешь подсунуть врагу, который сильнее тебя, как не могильной землицы? Земляника твоя - кровь да яд, ведьмище, поэтому жри её сама, если только, конечно, не подавишься.
Клотильда ничего на это не ответила, что-то прошипела невнятно и покрепче перехватила свою страшную корзинку, из которой по-прежнему торчал нож.
- Тогда пошли, дитятко, коли такой шустрый.
Она обернулась и подмигнула Коростелю.
- Уж не знаю, что ты задумал, паренек, а только Птицелова тебе не перехитрить, так и знай. Не передумаешь?
- Шагай знай, ведьма, - грубо сказал ей Коростель, представив в эту минуту себя сметливым героем солдатской сказки, сумевшим и черта обмануть, и ведьму облапошить. - Там дальше видно будет.
Он решительно шагнул за старухой, и в этот миг что-то сверкнуло у него в глазах, зашумело в голове, подкатила тошнота. Это его догнал второй сон, тот, что уже давно смирно стоял на задворках сознания, терпеливо поджидая, когда в яви откроется брешь, чтобы ворваться в неё порывом холодного ветра. Коростель пошатнулся и, закрыв лицо рукой, глухо застонал.