Только сейчас Ника сообразила залезть в карман. Она положила заветный ключик в ладонь Даждьбога, и вдруг произошло то, чего она так ждала: ключ засиял тёплым золотым светом. Даждьбог улыбнулся, благодарно потрепал её по макушке. Жест был покровительственным – когда так же делал папа, Ника обычно недовольно уворачивалась, а тут неожиданно для себя не сдвинулась с места. От руки Даждьбога исходило приятное тепло.
Прикосновение не было долгим. Мгновение – и Даждьбог двинулся обратно в коридор. Он прошёл мимо одинаковых дверей, за которыми кто-то принимал солнечные ванны, и вдруг остановился перед одной из них. Ника вытянула шею, но толком ничего не видела, и в итоге нерешительно встала, шагнула ближе. Даждьбог ничего не сказал.
Он не обращал внимания ни на Нику, ни на всё остальное вокруг. А вот Ника заметила, что одна из дверей как-то странно дрожит, будто сильный ветер пытается открыть её изнутри. Из щели между ней и полом сочился морозный воздух – он лизнул Нике щиколотки, и она невольно переступила с ноги на ногу. Чувство было, как будто она в одних джинсах вышла на улицу посреди зимы.
– Так это… – сообразила вдруг Ника.
Но не договорила, потому что Даждьбог повернул ключ в замочной скважине ничем не примечательной двери, а потом толкнул её вовнутрь. В коридор хлынуло тепло солнечного летнего дня, тяжёлый душный воздух, сладковатый запах свежескошенной травы, шум зелёной листвы, далёкое чириканье соловья, а ещё – мягкий свет утреннего солнца, какой греет спину, когда в июне идёшь в пришкольный лагерь, нарочито медленно, чтобы подольше оставаться на улице.
Это было лето. Ника думала, что не любила его из-за жары и веснушек, но когда его звуки, запахи и чувства нахлынули на неё, губы невольно растянулись в улыбке. Было хорошо.
– Вот и всё, – проговорил Даждьбог.
Ника не заметила, а он всё это время смотрел на неё своими добрыми, всё понимающими глазами. Она не сомневалась: он точно знал, что она только что ощутила и осознала. Просто не считал нужным об этом говорить.
Не стал он говорить и о том, что заставило улыбку первой эйфории сойти с лица Ники. Она вдруг поняла, что значило «всё», произнесённое Даждьбогом. Ей нужно было идти, возвращаться в маленькую квартиру, делать домашнее задание, ужинать с мамой и папой и рассказывать, как прошёл день, каким-то чудом обходя самую удивительную, невероятную, страшную, тяжёлую и прекрасную его часть.
– А который час? – спросила она, и вопрос первым камнем обыденности навалился на её плечи.
Мокошь глянула на часы над стойкой администратора: оказалось, была половина пятого. У Ники оставалось всего полчаса, чтобы добраться до дома, но она могла успеть – надо было только прямо сейчас выскакивать за дверь. Вот только при мысли о том, чтобы уйти, в груди становилось холодно.
– Пора тебе, да? – спросил Соловей очевидное.
Ника вышла из коридора, остановилась в холле у столика. Чтобы чем-то занять себя, взяла в руки кружку, отхлебнула чая. Он слегка остыл, и теперь за теплом она смогла разобрать вкус: необычный, слегка сладковатый.
– Ага, – кивнула.
– Ну, тогда пока, – Соловей странно улыбнулся. – И спасибо. Ты говорила, что я тебя спас, но ведь ты меня тоже спасла. И даже первее.
– А у нас соревнование? – не удержалась Ника.
– Ещё какое! Только пока ничья, а это неинтересно.
– Значит, нужен реванш?
Он вдруг поднял голову и посмотрел ей в глаза – впервые за этот день. Глаза у него оказались серо-зелёные, цветом похожие на болото, и очень внимательные, в самую душу заглядывали! Наверное, поэтому он видел её насквозь и говорил именно то, что нужно:
– Значит, будет реванш.
В тот день домой Нику подвезли. Оказалось, Даждьбог не только содержит солярий, но и неплохо водит машину. Он доставил её прямо к подъезду, когда не было ещё и пяти. Ника махнула ему на прощание рукой, а затем, чтобы долго не сомневаться, взлетела вверх по лестнице в квартиру.
Она думала, внутри всё будет вверх дном, но было почти нормально. Дверь была открыта, но не нараспашку – снаружи и не поймёшь. Никто не входил, всё ценное было на своих местах. Из-за открытого окна по залу разлетелись бумаги, но Ника быстро их собрала. Потом пошла в свою комнату, увидела на полу коробку для птицы. Подложенная в неё бутылка с водой давно остыла, так что Ника слила воду и положила её на место. Коробку с просверленными дырочками спрятала под кроватью, решив выкинуть завтра тайком от мамы.
Ника успела ещё слегка прибраться, когда та пришла с работы. Она почти сразу пошла на кухню готовить ужин, а Ника присоединилась – резала овощи для салата. Папа вернулся двадцатью минутами позже, как и всегда: ему дольше было добираться до дома. За стол сели вместе, говорили о всякой ерунде. Ника рассказывала о школе, с трудом вспоминая сегодняшнее утро будто из другой жизни. Мама пожаловалась на ревизоров, папа практически ничего не говорил. Потом Ника помогла убрать со стола, мама пошла отдыхать, а папа остался мыть посуду.