Гайд долго пребывал в глубоком раздумье, потом закрыл папку, черкнул короткую записку шефу и, откинувшись в кресле, стал набивать трубку. Долгое обдумывание собранных фактов привело его к решению: оснований для предъявления обвинения в убийстве нет. Пока нет. Шеф может отбросить версию как не нашедшую подтверждения, но Гайд намерен продолжать её разработку.
Когда несколько дней спустя был вынесен официальный вердикт, инспектор Гайд, казалось, счел его неоспоримым. Между тем вердикт определил случившееся как «самоубийство, не дающее достаточных оснований для определения психического состояния покойного». Только те, кто хорошо знали Гайда, могли догадаться, что на самом деле происходит в глубине его души. И один из них отважился на вопрос. Сержант Томпсон, наблюдавший, как внимательно инспектор изучал экземпляр книги Хилари Беллока «Сонеты и стихотворения», возвращенный из лаборатории, рискнул спросить:
— Вернули чистым, как из карантина, не так ли, сэр?
— О, да, лаборатория отвела от книги всякие подозрения, — ответил Гайд, задумчиво взвешивая её на ладони. — Очевидно, они, как всегда, правы. И все же я не могу с ними полностью согласиться.
— Почему же, сэр?
— Понимаете, Томпсон, в книге не обязательно должны быть тайный код или послание, написанное невидимыми чернилами, чтобы… как сказать… чтобы она представляла интерес. Было бы весьма любопытно снова пустить её в обращение. Это могло бы привести в движение неизвестные нам силы, оказавшиеся не у дел, пока книга находилась у нас.
— Как вы полагаете поступить, сэр?
Инспектор Гайд потянулся за шляпой и как всегда мягко ответил:
— Что ж, начать следует с передачи всех вещей покойного его брату. Как вы считаете, сержант?
Инспектор стоял перед ярко-желтой дверью студии Филиппа Хольта в Вестминстере, собираясь позвонить. Когда его рука уже потянулась к кнопке звонка, взгляд невольно привлек поразительный портрет покойного Рекса Хольта в витрине. «Машинистки делают крюк, чтобы поглазеть на него», — говорил Филипп Хольт, и инспектор теперь убедился в справедливости его слов.
Гайд не впервые видел этот портрет: в уменьшенном виде он появился на страницах некоторых воскресных газет. Рекс Хольт и в самом деле был, говоря словами его старшего брата, «фантастически красивым чертом».
«Не слишком ли красив он оказался для себя самого? — подумал Гайд. — И не следы ли слабости отразились в форме его челюсти, не терпимость ли к своим грешкам — в рисунке его полных губ? И если говорить откровенно, не было ли это лицо лицом испорченного ребенка, чьи приятные черты и отсутствие характера затянули его в глубокую трясину? Или все это — результат моего больного воображения?»
Он нахмурился и нажал кнопку звонка.
Изнутри донесся стук каблучков по лестнице, и мгновение спустя дверь открылась. Ему улыбалось удивительно хорошенькое личико с зелеными глазами.
— Инспектор Гайд, если не ошибаюсь? Я видела вашу фотографию в журнале. Я — Рут Сандерс, секретарь мистера Хольта. Прошу, входите.
Она провела его вверх по короткой крутой лестнице и, хотя инспектор был счастлив в браке и очень серьезно относился к своей работе, он не мог не восхититься грациозной формой ног, мелькавших перед его глазами.
Минуя распахнутую дверь, он обратил внимание на хорошо оборудованную фотостудию, просматривавшуюся в глубине. Филипп Хольт был не один. В нише, у огромного окна с прекрасным видом на Биг-Бен, Темзу и часть зданий парламента, стоял коренастый солдат. В обезьяноподобной фигуре Гайд признал капрала Энди Вильсона, лучшего друга покойного Рекса.
— Надеюсь, я не помешал? — вежливо спросил инспектор.
Солдат повернулся от окна, а Филипп Хольт приветствовал Гайда, привстав из-за стола:
— Нет-нет, инспектор. Это — Энди Вильсон. Мне кажется, вы встречались?
Гайд и капрал кивнули друг другу, а Рут, наблюдая за ними, отметила почему-то вдруг возникшую атмосферу отчужденности.
Капрал тут же собрался уходить.
— Я, пожалуй, отвалю, Филипп, — бросил он и потянулся к армейской сумке на «молнии».
— Прошу вас, не уходите из-за меня, — торопливо сказал Гайд. — Я зашел всего на минутку и лишь для того, чтобы вернуть вам книгу, мистер Хольт.
Он вынул поэтический томик из потрепанного портфеля и положил на стол, заваленный счетами, негативами и фотоснимками.
— В лаборатории его проверили и не обнаружили ничего примечательного. Теперь, когда дело официально закрыто, мы обязаны вернуть вам книгу.