— Вы тоже считаете дело закрытым, инспектор? — резко спросил Филипп. — Власти, разумеется, могли назвать это самоубийством — надо же что-то сказать в конце концов, — но у меня такой уверенности нет. А что вы сами думаете о причине смерти моего брата?
Гайд понимал, что все напряженно ждут его ответа. В глазах прелестной девицы угадывался интерес, смешанный с состраданием; от Филиппа Хольта исходил прямой вызов; а капрал Вильсон — крупный, нескладный, смахивавший на обезьяну, у которого на голове под редкими светлыми волосами выступили предательские капельки пота — капрал Вильсон явно чего-то побаивался.
Гайд решил, что время откровений ещё не пришло. Устремив пристальный безучастный взгляд на Энди Вильсона, он обратился к Филиппу:
— А что вы, мистер Хольт, об этом думаете?
— Вам чертовски хорошо известно мое мнение, инспектор. Рекс не пускал себе пулю в лоб, какая-то свинья сделала это за него!
— Если вы располагаете уликами, подтверждающими ваше мнение, мистер Хольт…
— Разумеется, никаких улик у меня нет, инспектор, иначе я бы тут же отправился к вам. И тем не менее я настаиваю на своем: никто не заставит меня поверить, что он не был убит!
Энди Вильсон прочистил горло и старательно сглотнул слюну, смахивая на начинающего актера, собирающего всю волю в кулак перед первым выходом на сцену.
— Филипп хочет сказать, инспектор, что Рекс был свой парень, гуляка, любил пожить. Парни вроде него не стреляются, — голос капрала постепенно набирал силу. Обращаясь к Рут, он уже отважился ухмыльнуться: — А каков он был с девицами! Правда, Рут? Не испытывал никаких проблем…
— Ради Бога, Энди! — зло оборвал его Филипп.
Взгляд Гайда вновь скользнул по всем троим и остановился на фотографе. Его раздражение было очевидным.
«Чем же оно вызвано? — подумал Гайд. — Конечно, не одной вульгарностью Вильсона. Но чем?»
Взяв портфель, инспектор нарушил молчание:
— Боюсь, мне пора идти, мистер Хольт. — Подойдя к открытой двери, он обернулся, словно некая идея неожиданно пришла ему в голову. Пристально глядя на Энди Вильсона, он спросил: — Вы абсолютно уверены, что никогда не встречались в армии с Шоном Рейнольдсом? Я знаю, что уже спрашивал вас об этом…
— Не встречался, инспектор, — Энди Вильсон, казалось, успокоился. — Я считаю, этот тип — Шон Рейнольдс — просто миф.
Гайд задумчиво кивнул.
— Боюсь, что вы правы. Все наши запросы о нем ничего не дают. Абсолютно никто не подтверждает рассказ о несчастном случае в Гамбурге и жене, играющей на аккордеоне.
— Бог ты мой! — сердито воскликнул Филипп. — Я своими глазами видел фотографию. Здесь, в этом кабинете! Вы, что же, считаете, что я выдумал всю эту историю? Вот на этом месте Рекс вынул бумажник и показал фотографию женщины, с аккордеоном и её мужа, улыбающегося из-за её плеча. И зачем, черт побери, я стал бы такое выдумывать?
Гайд упрямо покачал головой.
— Сожалею, сэр, но мы не нашли в вещах вашего брата ни бумажника, ни фотографии. Более того, армейское командование ничего не знает ни о Шоне Рейнольдсе, ни о несчастном случае в Гамбурге. Мы должны с этим считаться.
— Похоже, что вы уже готовы чертовски легко согласиться с таким решением, инспектор. На наведение справок о моем алиби вы потратили гораздо больше времени. Видимо, вы полагаете, что это я, возвращаясь из Марлоу, прокрался в «Королевский сокол» и убил своего брата? Не забывайте, какую кучу денег я получу в наследство!
— О, Господи, Филипп! — не удержалась расстроенная Рут. — Вам не следует так говорить!
По непроницаемому лицу инспектора ничего прочесть было нельзя.
— Мне нужно идти, сэр, — сказал он спокойно. — Всего хорошего, мисс Сандерс. Рад был познакомиться с вами. Всего хорошего, джентльмены.
Рут проводила инспектора вниз до двери, а Энди Вильсон извлек из кармана мундира огромный носовой платок и вытер пот со лба.
— Фу!.. Никогда не любил полицейских, и этот — не исключение.
— В чем дело, Энди? Совесть заговорила? — весело поинтересовался Филипп, направляясь в темную комнату за фотографиями.
— Можешь считать как хочешь, — громко отозвался Энди, — но я не люблю людей, сующих нос в мои дела, вот и все.
Рут услышала это замечание, поднимаясь по лестнице.
— А ты не думаешь, что другие тоже имеют право на личную жизнь, Энди? — едко заметила она, возвращаясь за свой стол.
— Извини, моя прелесть, но я не знал, что ты такая чувствительная.
Рут поджала губы и сделал вид, что занята делами. А когда Филипп вернулся в комнату, сдержанно добавила: