Отныне мы путешествовали не иначе, как с ключом, открывая двери из одного городка в другой. Нигде подолгу не задерживались — пробежим по тавернам, послушаем, что болтают в народе, и дальше отправляемся. Впрочем, вскоре все мало-мальски крупные города остались позади, в Доме Дорог. Только вчера мы пересекли границы сильного и чрезвычайно интересно устроенного государства — Дома Зверей. На землях, находившихся под властью Золотого Лиса Райко, жестокого и веселого государя, не найти было поселения больше деревни. Люди жили достаточно далеко друг от друга в разбросанных по всей стране имениях, усадьбах и теремках. Порой два-три клана, чаще с птичьими тотемами, строили дома рядом, и в такие места быстро стекались торговцы из других стран. А уж для дорогих гостей, плативших серебром, открывали таверны и гостиницы, устраивали ярмарки и представления, предлагали купить драгоценные меха, выделанную кость и знаменитую на весь белый свет деревянную посуду, расписанную золотом.
— Прикупить мне, что ли, блюдечко для десертов… — задумчиво огладила я блестящий от лака круг поперечником в половину моего роста. Ягоды и широкие листья, чем-то напоминавшие кленовые, вились по ободу плоской тарелки, сверкая позолотой на фоне угольно-черной краски. — Как считаешь, дорогой ученик?
— Тогда уж и ложку берите под стать, — серьезно ответил Мило, с поклоном протягивая мне расписной половник с изогнутой ручкой. — Но, боюсь, уважаемая госпожа Шалависа надорвется готовить достойные сего набора десерты.
Представив громадный кремовый торт со свежей клубникой, горой возвышающийся на раззолоченном блюде, я загрустила. В Доме Зверей из сладкого признавали только мед, не делая исключений даже для богатых гостей. Спору нет, можно было бы открыть дверь обратно в нашу прекрасную столицу или даже на дворцовую кухню… Но, к несчастью, я дала себе зарок — не жульничать. Путешествую — значит, путешествую, а назад поворачивать — и вовсе дурная примета.
— Думаю, стоит пожалеть мастерицу Шалавису, — вздохнула я и отступила от приглянувшегося блюда. Шутки шутками, но мне вдруг на самом деле захотелось его купить — не для сладкого, конечно, а так, на стену повесить. Пора бы уже начать собирать что-нибудь в память о прожитых годах, а то сколько ни топчу эту землю — ни следа за собою не оставляю. Одни колокольчики для волос в шкатулке перекатываются — вот и вся память. — Пойдем отсюда, Мило.
— Как пожелаете, — сверкнул глазами Авантюрин и вернул половник на прилавок.
Купец, с надеждой глядевший на нас из затемненного угла, выскочил на середину лавки, беспрестанно кланяясь:
— Госпожа-та будет покупки делать? Ложка-та хороша, нет? — затараторил он напористо. От торопливости непременное южное «та» в конце слова звучало как-то по-особенному визгливо и противно. — Госпожа-та! Не уходите, не оставайтесь без покупочки! Я и цену-та скину — за половинную отдам!
Не выдержав искушения, я звонко расхохоталась, прикрывая рот ладошкой. Торговец сердито надулся, будто камень-рыба. От этого стало еще веселей. Теперь я не смогла бы перестать смеяться, даже если бы захотела. Мило подхватил меня под локоток и едва ли не силой выволок из лавки, вежливым кивком извинившись перед купцом.
На улице смолистый сосновый ветер и вечерняя прохлада быстро прояснили разум, и мне стало немного стыдно за свое несдержанное поведение. От неловкости я напустилась на Мило:
— И зачем нам было уходить так быстро, скажи, друг любезный? Вот бы сейчас поторговались, разговорились — глядишь, и про Прилив Приливов что-нибудь узнали…
Ученик только покачал головой:
— Думаю, с вас довольно на сегодня разговоров, госпожа, — мягко усовестил он меня. — Да и расспрашивать лучше не лавочников, которые ничем, кроме прибыли, не интересуются, а бродячий люд — артистов, циркачей, бардов… Можно и у хозяина таверны полюбопытствовать: что в народе говорят? Именно в кабаки, где гремят стаканы и льется вино, стекаются вместе в путешественниками слухи.
Я недовольно насупилась, в досаде топнув ногой по дорожке. В воздух взметнулось облачко пыли.
— И в кого же ты у нас такой умница-разумница? Полагаешь, для меня подобные суждения в новинку? Я подольше твоего маюсь под солнцем, во дворце давным-давно за старожилку считаюсь. Неужто полагаешь, не знаю, как нужно собирать слухи?
Мило улыбнулся и наклонился ко мне, поправляя забившийся под воротник рыжий локон. Прохладные пальцы, невзначай коснувшиеся щеки, обожгли, словно раскаленные угли. Колени отчего-то ослабели. Наверное, все же стоило поспать прошлой ночью, а не сидеть всю ночь у окна…
— Вот в этом-то и самая большая неприятность, Лале. Вы не видели ничего, кроме дворца и столицы. Живете долго и, казалось бы, знаете все на свете, а на самом деле мир совсем иной, чем вы его себе представляете, — ученик со вздохом разгладил ворот моей рубашки.
После того, как Мастер Дорог чуть было не разлучил нас, Мило и малого оборота не мог прожить, не дотронувшись до меня. Протянуть руку, помогая сойти по ступеням, поправить растрепавшиеся кудри, застегнуть или, наоборот, расстегнуть пуговицу на жилете… Как будто Авантюрин все время хотел убедиться, на самом ли деле я стою в этот миг рядом с ним, не снится ли ему странный сон. А у меня рука не поднималась одернуть ученика — такая тоска порой сквозила в его глазах.
— Госпожа? — неуверенно произнес Мило, когда молчание затянулось. — Я… обидел вас? — голос у него сел, словно от резкого приступа страха.
Я спохватилась и безукоризненно изобразила теплую улыбку:
— Что ты, мальчик мой. Слова твои правдивы — что же обижаться? — я поднялась на цыпочки и потрепала его по шелково-гладким волосам. Ученик машинально потянулся вниз за моей рукой, а когда осознал это — залился премилым румянцем. — Не бери в голову, дружок. Я просто устала.
— А не стоит ли вам вздремнуть? — предложил ученик. — Четвертую ночь глаза не смыкаете, — покачал он головой, словно с осуждением. И как догадался, мальчишка… Впрочем, какое это осуждение, скорее, беспокойство.
— Так ведь рано еще, только смеркаться начало, — уклончиво отозвалась я, обделяя вниманием встревоженное замечание Мило. — Да и хотелось бы посидеть в таверне с чашечкой перченого бульона, которым так славится Дом Зверей, послушать, что люди говорят…
— Раньше полуночи можно даже не переступать порог таверны, — резонно заметил Авантюрин. — Самое веселье начинается, только когда луна доберется до середины неба. Может, подремлете хотя бы пару оборотов?
— Нет, — ответила я слишком поспешно и широким шагом направилась вниз по улице, дабы скрыть от безумно проницательного порою ученика приступ панического ужаса.
Не тут-то было.
— Постойте, госпожа, — мягко удержал меня Мило за локоть, заставляя обернуться и взглянуть в глаза. — Вы… боитесь? — тихо спросил он.
Я недовольно дернула рукою, сбрасывая осторожную ладонь. Стрекот кузнечиков и редкие трели птиц показались мне отвратительно громкими в густеющих сумерках.
— Разумеется, нет, Мило. Чего мне бояться?
— Так уж совсем нечего? — справедливо усомнился Авантюрин. Я непреклонно поджала губы. Ученик вздохнул и попытался зайти с другого края: — Госпожа, нет ничего позорного в том, чтобы страшиться неподвластного нам. Даже я, мужчина, чувствую озноб, вспоминая ваш рассказ о заколдованном поле с подсолнухами…