– Это хорошо, – кивнул Мизгирь.
– Да что ж тут хорошего?! – не выдержал Федька. – Как ты собираешься с ними сладить?!
– Это уж моя забота, – стрелок сухо усмехнулся. – Вы только без паники, ребята.
Те молча переглянулись. Но в глазах затеплилась надежда.
Ждать им пришлось долго.
Снаружи трещал валежник. Рыцари переговаривались неспешно. Звякала посуда. Потом потянуло запахом дыма и вкусного мясного варева. Мизгирь сглотнул набежавшую слюну – с прошлого дня у них и крошки во рту не было.
«Вжирх! Вжирх!» – видно, точили меч.
Лязгнули доспехи, заскрипели мелкие камешки – кто-то шёл сюда, тяжёлый и грузный.
Мизгирь плавно снял револьвер с предохранителя. Взвёл курок. И, когда снова отворили засов и полог наконец откинулся, под него просунулось чье-то костистое, будто вырубленное топором лицо с белёсыми глазами. Мизгирь распрямился стальной пружиной, кинулся вперёд. И опоздал буквально на долю секунды: в кольчужной перчатке возник воронёный ствол, коротко гахнул – и плечо стрелка ожгла горячая боль. Стиснув зубы, он пальнул в ответ слепо, не целясь. От грохота заложило уши. Пуля цвиркнула, отскакивая от металла.
– Не пробил! Кольчуга заговорённая! – ахнули сзади. Перепуганные мальцы вжались в дальний угол повозки.
С глухим отчаяньем Мизгирь осознал, что упустил свой единственный шанс: вот она надвигается, его белоглазая смерть, и он уже ничего не успеет сделать. Ни для Ивашки, ни для этих семерых, вырванных по чужой воле из привычной им жизни.
Второй патрон дал осечку.
Мизгирь припал к доскам, как зверь. «Ну уж нет! Я тебя, падлу, уделаю!» – он перекатился и коротко взвыл, ударяя белоглазого обеими ногами в пах. Тот глухо охнул, согнулся пополам.
И тут лесную тишину распорол сухой треск автоматных очередей и истошный кошачий мяв.
* * *
Рыцари тайного ордена полегли от оружия своих же потомков.
Уцелел лишь магистр, да и то потому, что Мизгирь, чёрный и страшный, вдруг встал во весь рост и рявкнул:
– Не стрелять! Этот гад нам живым нужен! – его полоснула вдруг мысль: «Кто же ребят из связки по домам отправит, как не этот?! Раз уж он схитил их – ему и возвращать!»
Он обвел пронзительным взглядом своих спасителей.
Танкист, все хуторские и даже староста Фрол были здесь! Шмайссер в его ручишах смотрелся сущей игрушкой. А кому не хватило оружия огнестрельного, похватали вилы, топоры, дреколье. А у Степановых ног вился, задрав трубой хвост, верный Мурысь.
Узников наконец расковали. Они стояли испуганной кучкой, жались друг к другу, робко косились на опасные штуковины, уничтожившие за минуту целый отряд. Один только Ярик не выказывал страха. Он подмигнул Ивашке как близкому другу – и тот понимающе улыбнулся ему в ответ. Будто солнышко просияло.
Аринка вдруг заозиралась:
– А Уна где же?
Принялись искать, но той и след простыл.
– Утекла, гадина! – Федька отчаянно сморкнулся в траву. – Жаль, не поквитался я с ней.
Гуртом они отправились на хутор.
Барона фон Готфрида скрутили и, надавав ему тумаков, перекинули как куль поперек седла, повезли следом. Сгрузив, заперли в амбаре Танкиста. Магистр поначалу сыпал громогласными проклятьями, но наконец затих и он.
А спасённых ребят тем временем повели в баню, там отмыли до скрипа, до красноты, потом принялись кормить. Те поначалу накинулись на еду – наголодались, намаялись. Но вскоре уже и есть не могли: сидели распаренные, осоловевшие, вяло переговаривались.
Селяне разобрали их по домам, уложили, укутали.
– Намыкались, болезные! Настрадались! – причитали над ними деревенские бабы.
К Мизгирю подошел Степан, ухмыльнулся:
– А кот-то ваш опять не подвёл! Сплю себе на сеновале – тут он, откуда ни возьмись. Глаза, как плошки – огнём горят, шерсть дыбом, а воет, что твоя сирена пожарная! Ну, я и смекнул, что беда с вами приключилась, бегом к тайнику, арсенал доставать. Потом всех наших поднял – и в лес, за котом. Он впереди бежал, дорогу показывал.
Ивашка подхватил кота с земли, зарылся лицом в чёрный пушистый бок:
– Мурысенька! Храбрый, хороший мой котик! Опять спас нас всех!
Тот игриво куснул его за пальцы, коротко взмякнул и вывернулся из рук. Сейчас он казался обычным домашним мурлыкой – шкодным и себе на уме.
Со стороны амбара послышался шорох. Потом закачались верхушки подсолнухов в огороде. Стрелок вздрогнул: