– Причины для того, чтобы четвертовать младенцев?
Я сделал неопределенное движение рукой.
– Не все так однозначно. На то было множество причин…
– А какие причины…
– Лучше меч почистите.
– Но… – вновь начала Янина.
– Хорошо, я расскажу обо всем, если это ваше желание.
– Нет, – она отчаянно затрясла головой.
Я лишь снова махнул рукой, передал меч одной из жриц, которая приняла его, опустившись на колени. В конце концов, штука удобная, но не таскать же ее с собой. Потом краем глаза посмотрел назад, на преследовавший нас корабль. До него уже было метров пятьсот. Спустив парус, он лениво дрейфовал, отдавшись во власть течений, в то время как наш кораблик с огромной скоростью несся вперед. Замечательно.
– Теперь чашу вина.
Я и в самом деле запарился. Нельзя сражаться на жарком солнце. В следующий раз учту.
– Ага, и попросишь врагов подождать до вечера, а лучше всего до рассвета. Утренняя прохлада…
Я присел на свое твердое ложе, тяжело вздохнул.
– Ты бы лучше узнал что-то о прошлом этого мира. О том, чье тело я занимаю, чтобы я больше не попадал во всякие идиотские ситуации.
– Интересно, откуда? Я знаю столько же, сколько и ты.
– Тогда зачем ты мне вообще нужен? Ныть под боком и говорить гадости?
– Может, ты и не замечаешь этого, но в трудной жизненной ситуации тебе всегда нужен совет более мудрого и опытного… – Судя по всему, Тогот едва сдержался, не сказав «человека», но все же сдержался.
А я промолчал. Черт с ним! Пусть последнее слово за ним остается.
Я завалился на спину. Чудное начало. Если так пойдет и дальше… Я поднял руку. Ладонь оказалась залита чьей-то кровью. Я убил неповинных людей! «Нет, почему же, – возразило мое внутреннее второе я. – Они очень даже виновны. К тому же, если бы не убил их, они убили бы меня». Омерзительное состояние. Я вновь приложился к кувшину вина, стараясь не думать, сколько еще народа мне предстоит угробить, прежде чем Судья разрешит вернуться домой.
Глава 2. Двадцать лет назад
Стоял жаркий сентябрь.
Той осенью мне казалось, что жизнь не задалась. Учебный год – первый год, когда у меня вместо одного учителя-воспитателя по каждому предмету появился свой учитель, – начался отвратительно. Да что там… Отвратительно – не то слово!
Третий класс я закончил «хорошистом». Одна тройка, и та по пению. Но тут уж ничего не поделаешь, мне медведь на ухо наступил. Несколько пятерок: по математике, по труду, по рисованию… Потом было лето на море, в Севастополе. Я загорал, купался, и ничто в моей жизни не предвещало грядущих неприятностей. Но наступило первое сентября…
Еще на линейке я увидел, что в нашем классе появились новенькие – нехорошие новенькие. Один – вечно ухмыляющийся толстый увалень; второй – долговязый шкет-второгодник с противным, усыпанным веснушками лицом и копной рыжих волос, никогда не знавших расчески. Я сразу понял: с этой парочкой у меня будут проблемы. Да и не только у меня, у всего класса. Потом пришла наша классная руководительница – учительница английского. Тощая, длинная дама, которая, будучи старой девой, имела весьма отдаленное представление о детях как таковых, но зато числилась на хорошем счету в РОНО. Звали ее Инна Сергеевна.
Еще за год до школы, когда мне исполнилось шесть лет, моя мама отвела меня в кружок английского языка. «Мой ребенок должен быть образованным, знать иностранный язык», – решила она. Правда, меня никто никогда не спрашивал, хочу ли я этого. Занятия в группе английского языка превратились для меня в своеобразную пытку. Естественно, никакому языку нас не учили, преподаватель – женщина, якобы «общающаяся с носителями языка» (с детства запомнил эту фразу) – за три года заставила нас выучить с десяток фраз, вроде «Гуд монинг» и «Хау а ю?». Естественно, при отсутствии слуха произношение у меня было чудовищное, но преподавательнице, выуживающей деньги у родителей, для которых разницы между «Хау а ю?» и «Ни хао» практически не существовало, удалось убедить мою маму, а соответственно и меня, что у меня «йоркширский» акцент.