Исчезли без следа триллионы долларов.
Папскому престолу все еще принадлежали обширнейшие земельные владения и акции промышленных предприятий, бесценные произведения искусства, но вот ликвидности, наличных денег фактически не оставалось. По сути, католическая церковь стала банкротом, и лишь благодаря столетиям умелого обмана и двойной бухгалтерии никто, кроме Клементи, об этом не догадывался.
Сейчас кардиналу вспомнилось то безысходное отчаяние, которое овладело им, как только он увидел эту бездонную финансовую пропасть и представил, что произойдет с Церковью, когда истина тайная станет явной. Если бы Ватикан был официально зарегистрированной частной корпорацией, то его объявили бы неплатежеспособным и в судебном порядке принудили к уплате кредиторам того, что еще возможно выплатить. Но Церковь — не компания, а представительство Бога на земле, и кардинал Клементи не может стоять в стороне и молча наблюдать, как она рушится под напором земных грехов — алчности и бесхозяйственности. Государственный секретарь решил положиться на те средства, которые всегда выручали Церковь в годину бедствий: ее независимость от земных властей и строгую тайну деятельности, — и до сих пор ему удавалось хранить свое открытие в секрете.
У Клементи не осталось иного выбора, кроме как продолжать мошенническую практику, доставшуюся в наследство от предшественников: он скрывал истинные цифры и создавал иллюзию платежеспособности, без конца жонглируя теми немногими наличными средствами, которые еще имелись в его распоряжении. Одновременно он экономил на чем только мог и молился Богу о ниспослании чуда. Несмотря ни на что, кардинал не отчаивался: даже в том ужасном положении, когда он, в полном одиночестве, ни с кем не делясь, был вынужден нести на своих плечах бремя огромной ответственности, Клементи усматривал руку Провидения, которая направляла события. Разве Господь не одарил кардинала Клементи способностью разбираться во всех премудростях финансов, разве не благословил его на должности государственного секретаря Ватикана?
И все же размеры финансовых потерь оказались слишком громадными, чтобы их можно было возместить простой экономией средств или частичными усовершенствованиями банковской системы. Требовалось не просто навести глянец на бухгалтерские книги, но и отыскать пути пополнения церковной казны. В конечном счете кардинал нашел решение вопроса там, где его меньше всего можно было ожидать. Выяснилось, что ключ к обеспечению процветания Церкви в будущем — это пристальный взгляд на ее прошлое. Ответ на свои вопросы он отыскал в Руне.
С того момента, когда на него снизошло это откровение, прошло уже три года. В течение всего этого времени щедро давались аудиенции и отпущения грехов президентам и премьер-министрам, а католическая церковь получала возможность исподволь влиять на мировые дела в обмен на те блага, предоставить которые одна только Церковь и властна. Подобно какому-нибудь папскому легату далекого прошлого, Клементи подталкивал современных королей и императоров христианского мира к войне, дабы можно было снова получить доступ к землям язычников — к тем землям, которые истинная Церковь некогда называла своими собственными. И вдруг, когда его дерзновенный замысел должен был вот-вот увенчаться успехом, возникла серьезная угроза! И кем она была спровоцирована? Тем самым монастырем, древним и полным тайн, где замысел впервые зародился.
Мысли Клементи вернулись к разложенным на столе газетам, заголовки которых предсказывали падение Цитадели и смаковали перспективу раскрытия хранимых ею тайн.
А среди них была и его тайна.
Если она откроется, рухнет все, чего он сумел достичь, и дело католицизма будет проиграно.
Внезапно кардинал почувствовал прилив гнева и осудил себя за то, что проявил человеческую слабость. Он слишком долго медлил, и непростая ситуация с Цитаделью заметно усложнилась. Толкнув дверь, он вышел в пустой коридор, лишенный окон и ничем не примечательный, разве что изгибом стен, повторявших форму круглой башни. Он сумеет убедить «группу» в своей непоколебимой решимости, когда в их присутствии подпишет смертные приговоры четырем выжившим. «Группа» увидит, как твердо он стоит за их общее дело. К тому же они все теперь будут повязаны кровью.