-- Знаешь, золото,-- сказалъ онъ женe,-- Муся, конечно, очень мила, но тонъ у нея временами немножко фривольный. Это не принято и не очень мнe нравится. Вeдь она почти не знаетъ этого Певзнера... Ты бы ее побранила.
-- Да, иногда съ ней такое бываетъ,-- отвeтила со вздохомъ Тамара Матвeевна.-- Всегда она скромная, такая воспитанная, но вдругъ точно муха ее укуситъ: я сейчасъ у ней по лицу вижу. Ахъ, надо ей найти жениха!..
-- Найдемъ, найдемъ... Не засидится у насъ Муська,-- увeренно сказалъ Кременецкiй. Онъ былъ радостно настроенъ по случаю интервью и не хотeлъ думать о непрiятныхъ предметахъ. {139}
Муся въ экипажe озабоченно разспрашивала донъ-Педро о Клервиллe. Но Альфредъ Исаевичъ ничего о немъ не зналъ.
-- Нeтъ, вы просто не хотите сказать,-- говорила сердито Муся.-- Не знаете, шпiонъ ли онъ, не знаете, кто его любовница, да вы ничего не знаете! Какой же вы послe этого журналистъ?
-- Мадмуазель...-- сказалъ донъ-Педро.-- Клянусь вамъ, я этого не знаю!
-- За что же вамъ деньги платить, если вы ничего не знаете? Нeтъ, правда, не можетъ быть, чтобы вы не знали, какъ зовутъ его нынeшнюю даму? Послушайте, а можетъ быть, онъ любитъ мальчиковъ?.. Да? да?
Альфредъ Исаевичъ смотрeлъ на нее, выпучивъ глаза. "Нeтъ, что это за барышни пошли? -- спрашивалъ онъ себя.-- Въ такомъ хорошемъ семействe!.."
-- Помилуйте, мадмуазель,-- растерянно сказалъ донъ-Педро,-- откуда же я могу знать такiя вещи?.. Согласитесь, это было бы странно, честное слово...
-- А къ Брауну вы не зайдете за интервью? Онъ тоже въ "Паласe".
-- Какой это Браунъ? Ахъ, да. Можетъ быть, я о немъ забылъ. Вы мнe подаете мысль, мадмуазель.
"Въ самомъ дeлe можно взять его въ представители науки",-- подумалъ Альфредъ Исаевичъ. "Говорятъ, онъ замeчательный ученый. А то годами одни и тe же: Тимирязевъ, Мечниковъ, Мечниковъ, Тимирязевъ,-- это всeмъ надоeло"...
XXIII.
"Хорошая штучка!" -- подумалъ донъ-Педро, шаркнувъ калошами и раскланявшись съ {140} отъeзжавшей въ коляскe Мусей. "Говорятъ, Сема хочетъ ее выдать за Нещеретова... Тоже нашелъ дурака... Сейчасъ Нещеретовъ на ней возьметъ и женится"...
Альфредъ Исаевичъ направился по скользкому, плохо засыпанному пескомъ тротуару къ дверямъ гостиницы Паласъ. Человeкъ въ поддевкe, почтительно снявъ шапку, украшенную павлиньими перьями, толкнулъ передъ нимъ вертящуюся дверь. Донъ-Педро кивнулъ головой и вошелъ. Его обдало жаромъ и свeтомъ. Альфредъ Исаевичъ, скрывая легкую робость подъ особенно самоувeреннымъ видомъ, направился къ длинному столу, за которымъ стояли два человeка въ черныхъ сюртукахъ.
-- Майоръ Клервилль у себя?
Человeкъ въ сюртукe оторвался отъ лежавшей передъ нимъ огромной книги, оглянулся на доску съ ключами и взялся за ручку одного изъ телефонныхъ аппаратовъ.
-- Какъ доложить?
-- Не надо докладывать, меня ждутъ,-- поспeшно отвeтилъ Альфредъ Исаевичъ. Узнавъ, что Клервилль живетъ въ 103-мъ номерe, а Браунъ въ 264-омъ, донъ-Педро кивнулъ головой и солидной походкой направился къ лeстницe, съ любопытствомъ осматриваясь по сторонамъ. Все въ "Паласe" очень нравилось Альфреду Исаевичу: и яркое освeщенiе, и комфортъ, и хорошо одeтые люди, и въ особенности окружающая посeтителей атмосфера почета... Альфредъ Исаевичъ вдругъ поспeшно снялъ мeховую шапку и поклонился: по Hall'ю, въ сопровожденiи почтительнаго управляющаго гостиницы, быстро шелъ, размахивая руками, высокiй, по актерски гладко выбритый, человeкъ. Это былъ тотъ богачъ Нещеретовъ, о которомъ только что думалъ донъ-Педро. {141} Съ Нещеретовымъ изъ-за столиковъ Hall'я учтиво раскланялось, привставая, еще нeсколько гостей. Онъ окинулъ бeглымъ взоромъ Альфреда Исаевича, слегка ему кивнулъ и остановился, хлопнувъ себя по карману шубы.
-- Эхъ, бeда!.. Перчатки забылъ,-- сердито сказалъ онъ.
Управляющiй бросился за перчатками, и даже донъ-Педро преодолeлъ въ себe желанiе какъ-либо помочь въ бeдe богачу. Альфредъ Исаевичъ ничего не ждалъ отъ Нещеретова, но самый видъ человeка, владeвшаго десятками миллiоновъ, приводилъ его въ легкое волненье. Лакей уже подбeгалъ съ перчатками къ Нещеретову. Онъ кивнулъ головой, взялъ перчатки и быстро пошелъ къ выходу. "Да, хорошо живутъ",-- подумалъ Альфредъ Исаевичъ.-"Князей встрeчаютъ хуже... А всего какихъ-нибудь десять лeтъ тому назадъ его бы сюда на порогъ не пустили!.."
У лeстницы мальчикъ открылъ передъ нимъ дверь подъемной машины. Хотя во второй этажъ было проще подняться по лeстницe, Альфредъ Исаевичъ, подкупленный почтительностью мальчика, вошелъ въ лифтъ и вынулъ изъ большого чернаго кошелька засаленную марку военнаго времени. На стeнe висeла печатная надпись: "Просятъ не разговаривать по нeмецки", съ полустертой добавкой карандашомъ: "и по турецки". Машина остановилась. Донъ-Педро сунулъ марку мальчику и вышелъ. Разыскавъ 103-iй номеръ, онъ постучалъ въ дверь и, не дожидаясь отвeта, открылъ ее.
Майоръ Клервилль, сидeвшiй за столомъ спиной къ двери, поднялся, съ недоумeнiемъ глядя на вошедшаго безъ доклада посeтителя. "Можетъ быть, у нихъ такъ принято",-- тотчасъ подумалъ онъ. Лицо Альфреда Исаевича было ему знакомо, {142} но онъ рeшительно не помнилъ, кто это, и испытывалъ оттого слегка непрiятное чувство.
-- Вы, вeрно, меня не узнаете, господинъ майоръ,-- началъ Альфредъ Исаевичъ, съ учтивой солидной улыбкой на лицe.-- Пожалуйста, извините меня...
-- О, я хорошо узнаю безъ сомнeнiя...
-- Пожалуйста, извините, что посмeлъ отнять ваше драгоцeнное время,-сказалъ донъ-Педро. Онъ изложилъ свое дeло, говоря такъ же изысканно, но нeсколько медленнeе и вразумительнeе, чeмъ обычно. Клервилль не все разобралъ въ его словахъ, но понялъ суть дeла и по ней вспомнилъ, что этотъ человeкъ былъ журналистъ, котораго онъ видeлъ на вечерe у русскаго адвоката. Просьба донъ-Педро доставила удовольствiе майору Клервиллю,-- къ нему еще никто никогда не обращался за интервью. Онъ, однако, съ любезной улыбкой отвeтилъ, что, какъ офицеръ, интервью давать не въ правe.
Донъ-Педро съ сожалeнiемъ откинулъ голову, полузакрылъ глаза и слегка развелъ руками, свидeтельствуя, что подчиняется рeшенiю своего собесeдника, и отдаетъ должное его мотивамъ, хотя не раздeляетъ ихъ. Майоръ поблагодарилъ гостя за честь и просилъ завeрить русскихъ читателей, что, какъ всe англичане, онъ неизмeнно восхищается русской армiей, Россiей, генiемъ страны, которая... Клервилль хотeлъ сказать: страны, которая дала мiру Толстого и Достоевскаго,-- однако вспомнилъ, что Толстой былъ въ дурныхъ отношенiяхъ съ русскимъ правительствомъ, и рeшилъ, что корректнeе будетъ поэтому Толстого не называть. Объ отношенiи Достоевскаго къ русскому правительству майоръ ничего не помнилъ, но съ однимъ Достоевскимъ, безъ Толстого, фраза не выходила. Клервилль въ общей формe {143} сказалъ о генiи страны, давшей мiру столько великихъ людей... "Съ сердцемъ такъ широкимъ, какъ эти русски степи",-- добавилъ, подумавъ, майоръ.
Альфредъ Исаевичъ выслушалъ его съ удовольствiемъ,-- онъ былъ искреннимъ патрiотомъ, -- и рeшилъ, что слова англичанина въ сущности вполнe могли замeнить интервью, если ихъ подать соотвeтственнымъ образомъ, на пятьдесятъ строкъ, съ описанiемъ обстановки и съ портретомъ. Донъ-Педро крeпко пожалъ Клервиллю руку, какъ бы благодаря его за Россiю, и попросилъ дать для газеты фотографическую карточку. Это майоръ могъ сдeлать, не нарушая своего долга. Увидeвъ фотографiю, донъ-Педро просiялъ: какъ ни хорошъ былъ въ дeйствительности Клервилль, на карточкe, въ парадномъ мундирe до-военнаго времени, онъ былъ еще лучше.
-- Не смeю васъ больше безпокоить, господинъ майоръ,-- сказалъ, вставая, Альфредъ Исаевичъ.-- Сердечно васъ благодарю... Вы знаете, что въ лицe нашей газеты ваша великая страна всегда имeла вeрнаго друга. Въ этомъ вся наша редакцiя вполнe солидарна.
-- О, да, я знаю хорошо,-- отвeтилъ, тоже съ искреннимъ удовольствiемъ, Клервилль. Онъ проводилъ гостя до дверей, и они разстались, очень довольные другъ другомъ.
"Вотъ и не потерялъ времячко",-- удовлетворенно подумалъ Альфредъ Исаевичъ, поднимаясь по лeстницe въ третiй этажъ. Помимо того, что сто строкъ отъ двухъ интервью составляли двадцать рублей (донъ-Педро, сверхъ жалованья, получалъ еще построчную плату), самый процессъ составленiя интервью очень нравился Альфреду Исаевичу. Въ минуты особенно горячей влюбленности въ себя, онъ называлъ себя "журналистомъ {144} Божьей милостью". И дeйствительно любовь къ газетному дeлу была въ немъ сильна и неподдeльна. Особенно онъ любилъ все, что имeло отношенiе къ высшей политикe, въ частности къ иностранной. Донъ-Педро въ дeйствiяхъ великихъ державъ неизмeнно усматривалъ скрытый, маккiавелическiй смыслъ, который почему-то чрезвычайно его радовалъ: онъ и говорилъ о тайныхъ замыслахъ разныхъ европейскихъ правителей всегда съ радостной, почти торжествующей улыбкой. Альфреду Исаевичу нравилось, что европейскiе правители были такiе хитрецы и что онъ тeмъ не менeе проникалъ въ ихъ тайные замыслы,-- въ отличiе отъ другихъ людей, которые простодушно имъ вeрили. Анкета все больше увлекала донъ-Педро. "Можно даже считать, четвертная въ карманe: это дудки, будто Федюша на Кременецкаго больше пятидесяти строкъ не дастъ... Когда прочтетъ, что я напишу, дастъ сколько влeзетъ"...