-- Натурально, пустяки,-- сказалъ онъ Натальe Михайловнe, садясь въ столовой писать рецептъ.-- Черезъ три дня можетъ идти на службу... Ну-съ, а наши почки какъ, миленькая?
Наталья Михайловна не прочь была за тe же пять рублей спросить доктора и о своемъ здоровьи. Онъ далъ успокоительныя указанiя.
-- Сто лeтъ гарантирую, миленькая, больше никакъ не могу, себe дороже стоитъ... А вы знаете, въ городe безпорядки,-- сказалъ докторъ, вставая и помахивая въ воздухe бумажкой.-- Eду сюда, идутъ мальчишки, рабочiе, поютъ, дурачье... Какъ это, "Варшавянка", что-ли? Дурачье!.. А ночью даже пострeливали.
-- Да, мнe Витя говорилъ, онъ на островахъ катался и слышалъ стрeльбу. Только я не пойму, кто въ кого могъ ночью стрeлять?
-- Стрeляли, стрeляли,-- радостно повторилъ старикъ.
-- Вдругъ въ самомъ дeлe революцiя, а?
-- Вздоръ! Семьдесятъ лeтъ живу, никакой революцiи не видалъ. Я самъ въ шестьдесятъ первомъ году что-то пeлъ, болванъ этакой, да не допeлся... Нeтъ, вeрно это было позже, въ шестьдесятъ четвертомъ... Не будетъ революцiи, пропишутъ имъ казачки варшавянку, все и кончится, -- рeшительно сказалъ докторъ.-- А засимъ мнe все равно, посмотрю и на революцiю... Давно пора и тeхъ господъ проучить, звeздную палату... Такъ вотъ, миленькая, это отдайте Марусe... А, Витька, здравствуй, ты какъ живешь? {421}
Наталья Михайловна вышла съ рецептомъ въ кухню. Докторъ подвелъ упиравшагося Витю къ лампe.
-- Нехорошо,-- сказалъ онъ.-- Подъ глазами круги. И глаза красные... Плакалъ, что ли?
Онъ задалъ нeсколько вопросовъ, отъ которыхъ Витя густо покраснeлъ.
-- Гимнастику надо дeлать, балбесъ,-- сказалъ строго Кротовъ.-- Я, кажется, старше тебя, да? Чуть старше: пошелъ семьдесятъ первый годъ (съ нeкоторыхъ поръ онъ остановился въ возрастe), а каждый день дeлаю гимнастику. Каждый день, чуть встаю, еще передъ гошпиталемъ. Вотъ такъ... -Онъ присeлъ, дeйствительно довольно легко, поднялся и сдeлалъ нeсколько движенiй руками. -- Разъ -- два... Разъ -- два -- три... Обливанiе и гимнастика, гимнастика и обливанiе... И спать на твердомъ тюфякe... И объ юбкахъ меньше думать, слышишь? И ни на какiе острова по ночамъ не eздить... Зачeмъ вы его на острова пускаете? -- обратился онъ къ вошедшей Натальe Михайловнe.-- Ну-съ, до свиданья, миленькая... До свиданья, Витька... Послeзавтра, хоть и не нужно, заeду, если буду живъ...
-- Да вы моложе и крeпче насъ всeхъ!
-- Не жалуюсь, не жалуюсь...
Демонстративно отказавшись отъ помощи хозяевъ, онъ самъ надeлъ древнюю норковую шубу, еще пошутилъ и ушелъ, ожививъ весь домъ, наглядно и несомнeнно доказавъ пользу медицины.-- "Прямо удивительный человeкъ, такихъ больше не будетъ, не вамъ чета!" -- съ искреннимъ восторгомъ сказала Витe Наталья Михайловна. Успокоенная врачемъ, она взяла домъ въ свои руки, чувствуя приступъ особенной энергiи и {422} жажды дeятельности: теперь все было на ней. Николай Петровичъ раздeлся и перешелъ въ спальную, гдe къ кровати былъ приставленъ низенькiй, покрытый салфеткою, столикъ. Горничная поставила самоваръ. Маруся побeжала въ аптеку.
Утромъ на службу дали знать о болeзни Николая Петровича. Болeзнь эта, разумeется, не была серьезной. Однако въ нормальное время нeсколько человeкъ, ближайшихъ друзей и сослуживцевъ (родныхъ у Яценко не было), навeрное тотчасъ зашли бы его "провeдать" или, по крайней мeрe, справились бы по телефону. На этотъ разъ никто не зашелъ, что не совсeмъ прiятно удивило Наталью Михайловну: визиты были совершенно не нужны, скорeе мeшали; но они входили въ обычный уютно-волнующiй церемонiалъ не-опасныхъ болeзней.
Въ этотъ же день Маруся вернулась съ базара въ большомъ возбужденiи. Она радостно повторяла, что народъ совсeмъ взбунтовался: на Выборгской сторонe разгромили лавки. Глаза Маруси сiяли торжествомъ. Хотя Наталья Михайловна раздeляла либеральные взгляды своего мужа, ея первое впечатлeнiе отъ словъ прислуги и особенно отъ ея безтолково-торжествующаго вида было непрiятное. Съeстныхъ припасовъ Маруся принесла очень немного,-- на базарe ничего не было; курицу для бульона больному барину удалось достать лишь по доброму знакомству съ торговкой, у которой они всегда покупали. Наталья Михайловна не повeрила, что ничего нельзя получить, и сама пошла за покупками. Но по близости отъ ихъ квартиры лавки въ большинствe были закрыты наглухо. Кое-гдe торговля еще шла, однако Наталья Михайловна, къ собственному удивленiю, не рeшилась стать въ длинную очередь, {423} -- такой недружелюбный видъ былъ у стоявшихъ тамъ женщинъ. Когда она, съ пустыми руками, возвращалась домой, по улицe на рысяхъ, съ отчетливымъ, волнующимъ топотомъ, проeхалъ казачiй отрядъ. Сердце у Натальи Михайловны забилось сильные обыкновеннаго. Швейцаръ, съ тeмъ же безтолково-торжествующимъ видомъ, вполголоса ей сообщилъ, что фараонъ съ угла куда-то ушелъ и что на Невскомъ, слышно, разбили трамвайные вагоны. Такiя же извeстiя привезъ изъ Тенишевскаго училища взволнованный Витя. На улицахъ были столкновенiя толпы съ полицiей.
Наталья Михайловна не рeшилась сказать Николаю Петровичу о томъ, что происходило, боясь его взволновать. Витя послe скуднаго обeда куда-то исчезъ. Наталья Михайловна расположилась въ креслe у высокой стоячей лампы и раскрыла утреннюю газету. Она прочла отдeлъ модъ, хронику, телеграммы, лeниво подумала о томъ, что могло быть на мeстe бeлаго просвeта (къ просвeтамъ привыкли), просмотрeла интересныя объявленiя и списокъ недоставленныхъ телеграммъ, приступила было къ думскому отчету и задремала: плохо спала ночью. Вдругъ ее разбудилъ какой-то грохотъ... Наталья Михайловна вскрикнула, схватилась за сердце и бросилась къ окну. Люди бeжали съ растеряннымъ видомъ по слабо освeщенной, печальной улицe. Пальба трещала четко и часто. Одинъ изъ бeжавшихъ по мостовой людей метнулся въ сторону и укрылся въ подворотнe За нимъ то же сдeлали другiе. Въ это мгновенье въ комнату вбeжали въ волненiи горничная, Маруся. Затeмъ явился швейцаръ, уже бывшiй навеселe. По его словамъ, это били пулеметы на Невскомъ. Однако, онъ радостно совeтовалъ не подходить къ окнамъ. {424}
Тутъ Наталья Михайловна съ ужасомъ подумала, что Вити нeтъ дома. Она заметалась по квартирe, бросилась было къ мужу, но остановилась у дверей. Николай Петровичъ спалъ: спальная выходила окнами во дворъ, и тамъ стрeльба была менeе слышна. Наталья Михайловна вспомнила о телефонe и принялась звонить къ товарищамъ Вити. Вездe телефонъ былъ занятъ, приходилось долго ждать соединенiя. Вити нигдe не было. Прислуга ахала. Задыхаясь отъ отчаянья, Наталья Михайловна уже себe представляла, какъ по лeстницe несутъ на носилкахъ тeло Вити. Вдругъ раздался звонокъ -- и Витя появился живой и невредимый. Никакихъ приключенiй съ нимъ не было, но онъ тоже слышалъ вблизи стрeльбу, видeлъ бeгущихъ людей и понялъ, что дома будутъ о немъ безпокоиться.
Наталья Михайловна набросилась на сына. Отъ шума взволнованныхъ голосовъ проснулся Николай Петровичъ. Онъ чувствовалъ себя гораздо лучше. Наталья Михайловна сочла возможнымъ разсказать мужу о событiяхъ. Витя привезъ новости, восходившiя, черезъ три промежуточныхъ инстанцiи, къ Государственной Думe. Всe партiи объединились въ общемъ порывe къ освобожденiю страны. Войска заперты въ казармахъ,-- очевидно, правительство никакъ не можетъ на нихъ положиться. Офицерство на сторонe народа. Волненiе Николая Петровича было радостнымъ, почти восторженнымъ,-- эти событiя точно разрeшили что-то тяжелое въ его личной жизни. Николай Петровичъ не сомнeвался въ побeдe страны надъ правительствомъ. Остатокъ вечера они провели въ спальной, втроемъ, въ такомъ сердечномъ, любовномъ и приподнятомъ настроенiи, котораго, быть можетъ, никогда не испытывала ихъ дружная семья. Эта атмосфера въ представленiи {425} Натальи Михайловны какъ-то соединилась съ происходившими событiями и повлiяла на ея отношенiе къ нимъ.
На слeдующiй день Николай Петровичъ почти совсeмъ оправился, температура упала до 36 градусовъ. Въ городe же начались невиданныя и неслыханныя дeла. Газеты не вышли. Только тутъ петербуржцы почувствовали, какое огромное мeсто газеты занимали въ жизни и какую тревогу вносило въ нее ихъ отсутствiе. Телефонъ заработалъ, передавая самыя удивительныя извeстiя. Закрылось все, фабрики, магазины, учебныя заведенiя. Но радость и оживленiе въ столицe были необычайныя. Наталья Михайловна телефонировала друзьямъ мужа. Разговоръ о впечатлeнiяхъ былъ тоже безтолковый и восторженный. Люди безъ всякаго стeсненiя говорили по телефону о такихъ вещахъ, о которыхъ прежде въ тeсномъ кругу разговаривали, понижая голосъ. Друзья Николая Петровича принадлежали преимущественно къ либеральному лагерю. Однако, такъ же восторженно высказался о событiяхъ консерваторъ Артамоновъ, считавшiйся "нeсколько правeе октябристовъ". Онъ еще больше волновался, чeмъ другiе.