— Я лишь выяснила, кто жил здесь раньше, — с жаром продолжала я, — и больше ничего. Я должна была узнать, кто они такие. Больше мне ничего неизвестно. Я не знаю, какое отношение ваша семья имеет к этому делу…
— Никакого! — выкрикнул он, не дав мне закончить. — Мы не имеем никакого отношения к аресту той семьи.
Я хранила молчание, во все глаза глядя на него. Его буквально трясло, вот только я не могла сказать, отчего — от гнева или от чего-то еще.
— Мы не имеем никакого отношения к аресту той семьи, — снова повторил он, пытаясь взять себя в руки. — Их забрали во время облавы на «Вель д'Ив». Мы не выдавали их полиции, никогда не делали ничего такого, вы это понимаете?
Потрясенная, я не сводила с него глаз.
— Эдуард, я и подумать не могла ни о чем подобном. Никогда!
Отчаянным усилием он попытался успокоиться и несколько раз провел по лбу дрожащей рукой.
— Вы задаете слишком много вопросов, Джулия. И проявляете излишнее любопытство. Позвольте рассказать вам, как все произошло. Послушайте меня. Все дело в этой concierge, мадам Руайер. Она поддерживала приятельские отношения с нашей concierge, еще когда мы жили на рю де Тюренн, неподалеку от рю де Сантонь. Мадам Руайер очень уважала мою мать. Та, в свою очередь, была очень добра с ней. Именно она первой сообщила моим родителям о том, что эта квартира освободилась. Квартплата была вполне приемлемой и невысокой. Эта квартира была больше той, в которой мы жили на рю де Тюренн. Вот так все и было. Так мы и переехали в нее. И это все!
Я молча смотрела на него, а его сотрясала дрожь. Мне еще не доводилось видеть его в таком отчаянии. Он выглядел усталым и разбитым. Я нерешительно коснулась его руки.
— С вами все в порядке, Эдуард? — спросила я. Его дрожь передалась мне. Я даже успела подумать, уж не заболел ли он.
— Да, вполне, — ответил он чужим и хриплым голосом. А я все никак не могла взять в толк, отчего он так разволновался.
— Mamé ничего не знает, — продолжал он, понизив голос. — Никто не знает. Вы понимаете? Она и не должна знать. Она не должна ничего знать.
Я пребывала в полнейшей растерянности и недоумении.
— Чего она не должна знать? — спросила я. — О чем вы говорите, Эдуард?
— Джулия, — вновь заговорил он, не сводя с меня глаз, — вы понимаете, кем была эта семья, вы знаете их фамилию.
— Я не понимаю… — пробормотала я.
— Вы ведь знаете их фамилию, не так ли? — внезапно рявкнул он, и я испуганно вздрогнула. — Вам ясно, что случилось. Не так ли?
Должно быть, я выглядела окончательно сбитой с толку, потому что он тяжело вздохнул и закрыл лицо руками.
Я сидела рядом, потеряв дар речи. Ради всего святого, о чем он говорит? Что такого случилось, о чем никто не знал?
— Девочка… — наконец произнес он так тихо, что едва расслышала его. — Что вам удалось узнать о девочке?
— Что вы имеете в виду? — спросила я, по-прежнему ничего не понимая.
— Девочка… — повторил он приглушенным, чужим голосом. — Она вернулась. Через пару недель после того, как мы переехали в новую квартиру. Она вернулась на рю де Сантонь. Мне было тогда двенадцать лет. Я никогда этого не забуду. Я никогда не забуду Сару Старжински.
К моему ужасу, лицо его сморщилось. Из глаз у него потекли слезы. Я не могла произнести ни слова. Я могла только ждать и слушать. Человек, сидевший рядом со мной, уже ничем не напоминал моего высокомерного и надменного свекра.
Это был кто-то другой. Тот, кто долгие годы носил в душе страшную тайну. Носил целых шестьдесят лет.
___
От вокзала на метро до их дома на рю де Сантонь было совсем недалеко, всего-то пара остановок и пересадка на станции «Бастилия». Когда они свернули на рю де Бретань, Сара почувствовала, как сердце заколотилось у нее в груди. Она шла домой. Через несколько минут она будет дома. Может быть, пока ее не было, матери или отцу удалось вернуться домой, и, может быть, сейчас они все ждали ее, вместе с Мишелем, в их квартире. Ждали ее возвращения. Интересно, может, она сошла с ума, если думает об этом? Может быть, она лишилась рассудка? Но разве не могла она надеяться, разве это запрещено? Ведь ей было всего десять лет, и она отчаянно хотела надеяться, хотела верить. И эта ее надежда и вера были сейчас сильнее всего на свете, сильнее самой жизни.
Она потянула Жюля за рукав, подгоняя его, и почувствовала, как с каждым шагом оживает и крепнет надежда, похожая на прирученного дикого зверя, теперь вырвавшегося на волю. Тихий и мрачный голос внутри прошептал: «Сара, не надейся, не верь, постарайся подготовиться к худшему, постарайся поверить в то, что тебя никто не ждет, что папы и мамы там нет, что в квартире пусто, пыльно и грязно и что Мишель… Мишель…»
Перед ними вырос дом под номером 26. Она обратила внимание, что на улице ничего не изменилось. Она оставалась все такой же тихой и узенькой, какой была всегда. Как могло случиться, подумала девочка, что изменились и оборвались жизни многих людей, а улицы и дома остались такими же, как раньше?
Жюль распахнул тяжелую дверь. И дворик тоже остался прежним, он шумел зеленой листвой, в нем пахло пылью и плесенью. Когда они шли по двору, мадам Руайер отворила дверь своей маленькой квартирки и высунула голову наружу. Сара отпустила руку Жюля и рванулась к лестнице. Быстрее, нужно бежать как можно быстрее, она наконец-то дома и нельзя терять времени.
Поднявшись на второй этаж и уже запыхавшись, она услышала, как concierge полюбопытствовала:
— Вы ищете кого-то?
Вслед за нею по ступенькам долетел голос Жюля:
— Мы ищем семью Старжински.
Сара уловила смех мадам Руайер, скрипучий, неестественный:
— Они переехали, месье! Исчезли! Вы их не найдете, помяните мое слово.
Сара замерла на площадке третьего этажа, вглядываясь во двор. Она увидела мадам Руайер, которая так и осталась стоять внизу, в грязном синем фартуке, с маленькой Сюзанной на руках. Переехали… Исчезли… Что имела в виду concierge? Куда исчезли? Когда?
Нельзя терять времени, сейчас не время думать об этом, решила девочка. Еще два пролета, и она будет дома. Но когда она быстро поднималась по ступенькам, до нее снова донесся пронзительный голос concierge:
— Их забрали полицейские, месье. Они забрали всех евреев в этом районе. Увезли их куда-то на большом автобусе. Здесь теперь полно пустых комнат, месье. Может, вы подыскиваете себе жилье? Старжински уехали, но я могла бы вам помочь… На втором этаже есть чудесная квартирка, если вас это интересует. Я могу показать ее вам!
Тяжело дыша, Сара поднялась на пятый этаж. Она запыхалась, ей пришлось прислониться к стене и прижать руку к боку, в котором сильно кололо.
Она забарабанила в дверь квартиры своих родителей, изо всех сил ударяя ладошками по деревянной панели. Никакого ответа. Она снова принялась стучать, уже сильнее, кулаками.
И тут она услышала шаги. Дверь распахнулась.
На пороге стоял мальчик лет двенадцати-тринадцати.
— Да? — обратился он к ней.
Кто это такой? Что он делает в их квартире?
— Я пришла за братиком, — запинаясь, проговорила она. — Кто ты такой? Где Мишель?
— Твой брат? — медленно протянул мальчишка. — Здесь нет никакого Мишеля.
Девочка грубо оттолкнула его в сторону, почти не обращая внимания на новые картины на стене в коридоре, на незнакомую книжную полку, чужой красно-зеленый ковер. Ошеломленный мальчишка что-то кричал ей вслед, но она не остановилась. Девочка бежала по длинному знакомому коридору, потом повернула налево, в свою спальню. Она не заметила ни новых обоев, ни другой кровати, ни вещей, которых раньше здесь не было.