Эти фотки выглядели старше тех, что были в начале экспозиции. На некоторых дон Дульери сидел в кресле, положив ногу на ногу, на других выглядывал из окна автомобиля, на третьих гордо стоял во главе своего грозного клана, ощетинившегося дробовиками и автоматами. При этом он всегда был в дорогом, но небрежно сидящем чёрно-коричневом костюме, в светлой шляпе и с сигарой в зубах.
Пояснительные надписи под фотографиями рассказывали о том, как дон Дульери и его молодцы наводили порядок в городе, погрязшем в бандитизме, разврате и прочих пороках. А еще, там говорилось, как с помощью решительных мер, (не сказано каких), великий герой искоренил коррупцию в правящих кругах и в полиции, как он бескорыстно помогал бедным, заступался за слабых, восстанавливал справедливость…
– Ещё немного и я сам во всё это поверю! – проговорил Дуля, слегка дрожащим, голосом. – Что они сделали с моей репутацией? Кого из меня слепили? Санта Клауса?
Однако, согласно притче о ложке дёгтя в бочке мёда, где-то на середине "правдивого и познавательного" рассказа в который складывалась информация, подкреплённая экспонатами, (личный обрез-лупара дона Дульери, его старая шляпа, окурок сигары и так далее), появился, временно исчезнувший, непутёвый брат героя – вставший на скользкий путь порока, Фиглориус.
Теперь его звали иначе. Теперь это был беспринципный, кровожадный и бессовестный гангстер по прозвищу – Граната Фигольчик!
Тут случился новый казус – прочтя всё это под полицейским фотороботом вышеозначенного гангстера, (фотографий опять не сохранилось), братья молчали несколько секунд, и вдруг разразились таким хохотом, что буквально попадали на пол. Теперь внимания со стороны охраны было не избежать.
И охрана явилась. Дульери, будучи во главе мафии, рад был бы видеть подле себя таких молодцов. Казалось, что кто-то, шутки ради, вырядил в человеческую одежду двух хряков-рекордсменов, которых к тому же научили ходить на задних ногах. При этом с размером костюмов всё-таки вышла ошибка и теперь оба "красавца" щеголяли в пиджаках с рукавами по локоть, обнажающими волосатые руки с пудовыми гирями вместо кулаков. При этом разговаривали оба бугая на удивление вежливо.
– Можем ли мы вам чем-нибудь помочь, господа? – прогудел первый, но в его тоне слышалось: "Готовьтесь к смерти, придурки!"
Оба брата замолчали на миг, после чего с ними случился новый приступ смеховой истерики. Охранники переглянулись и грозно нависли над странными посетителями музея.
– Мы вынуждены напомнить вам о необходимости соблюдения тишины в здании музея! – ухнул, как из бочки второй и засучил рукава, собираясь видимо переломать нарушителям все кости.
Но тут между мрачнеющими на глазах охранниками и утратившими самоконтроль близнецами, встал Драгис Драговски, улыбнувшись своей фирменной улыбкой в шестьдесят четыре зуба, при виде которой, в недавние времена, у самых самоуверенных громил сразу исчезала охота шутить.
– Всё в порядке, ребята! Всё под контролем! – заговорил он самым дружелюбным тоном, на который мог быть способен нильский крокодил. – Я прошу прощения за столь бурное выражение радости со стороны моих пациентов. Они сейчас успокоятся и постараются впредь держать себя в руках.
– Пациентов? – спросил первый охранник, недоверчиво взглянув снизу вверх на Драгиса, который был выше обоих здоровяков на полторы головы.
– Да, пациентов! – подтвердил тот, улыбнувшись ещё шире. – Позвольте объяснить. Я врач-психиатр, специалист по лечению душевнобольных воображающих себя кем-то ещё. Президентом, например или святым Иекадимом, да хоть жареным поросёнком на блюде, и такое, знаете ли, бывает! Так вот, эти двое – весьма достойные и состоятельные граждане, страдают, как раз таким заболеванием. Представьте себе – они воображают себя, один – доном Дульери, а другой – его братом и противником – Гранатой Фигольчиком!
– А ведь точно! – воскликнул второй охранник, уставившись на всё ещё давящихся смехом близнецов, словно только что их увидел. – Они действительно похожи! Вот этот, так просто вылитый Дульери!
При этом он указал на Фига.
– Но что вы делаете в музее с вашими, э-э, пациентами? – вновь спросил первый охранник, бывший видимо поумнее.
– Дело в том, – мягко ответил Драгис, доверительно взяв бдительного секьюрити за локоть, – что мой метод лечения отличается от традиционных, принятых в обычной медицине. Вместо того чтобы разубеждать пациентов, опровергать их притязания на то, чтобы быть теми кем они себя ощущают, я всячески поощряю эти заблуждения, стараясь довести их до абсурда. Смысл такой терапии заключается в том, что больной сам осознаёт всю нелепость своих утверждений и выздоравливает! Эти двое, как раз находятся на пути к выздоровлению. Их смех был вызван тем, что они поняли, насколько на самом деле они далеки от тех, кем считали себя до сих пор.