Сегодня не было службы, и огромное помещение встретило посетителя гулкой, наполненной шорохами тишиной и спокойным полумраком, не скрывающим деталей внутреннего убранства, а лишь набросившим на них лёгкую вуаль.
Падре Микаэль привычно перекрестился, коснувшись пальцами купели со святой водой, (слава Богу, эти люди не отошли от христианства, а лишь выделили на первый план святого, которого сами себе выдумали), и тут же опустил от стыда голову. Справа от входа в основной предел собора в нише стояла статуя святого Мика, благословляющего коленопреклонённого основателя секты, одетого в полицейскую форму, при оружии, но с обнажённой головой.
Основателем секты Святого Мика был тот самый полицейский, попавший под трамвай, после того, как выселил самого Мика из его любимого лежбища – промежутка между киоском и стеной большого каменного дома. Среди людей, знавших Мика и бывших свидетелями того происшествия, ходили слухи, что полицейский пострадал из-за проклятия наложенного на него благочестивым бомжом. В конце концов, полицейский якобы сам уверовал в это. Крепко уверовал.
Падре Микаэль постоял несколько секунд, глядя в пол, потом всё же справился с собой, поднял голову и в упор взглянул на скульптурную композицию, которая так бессовестно лгала про его прошлую жизнь.
Двухметровый, белоснежно-мраморный, Мик, был одет в живописные лохмотья, но благообразен и светел. Он не глядел на стоящего на коленях полицейского, на голове которого покоилась его левая рука. Правую руку святой прижимал к груди, лицо его было обращено к небу, глаза возведены горе. Выражение лица молитвенное, отрешённое от мирских забот.
Падре Микаэль вздохнул, вспомнив, что реальный Мик, которым он был в то время, как раз тогда основательно налегал на виски, и, хоть Бога не забывал, но благочестия в нём было не больше чем в одном, знакомом ему бродячем кобеле, с которым он то дружил, не разлей вода, но частенько дрался с ним из-за объедков, так-как всю милостыню тратил на выпивку.
О том, как проклял полицейского, (теперь-то он знал, кто это был такой!), он помнил хорошо, хоть и не верил, что именно его проклятие отправило чрезмерно въедливого копа под трамвай. А вот история с благословением того же служителя порядка и наставлением его в учении проповедующим бедность и всё такое прочее, была чистой выдумкой. Мик не видел того копа после несчастного случая и даже не знал до недавнего времени, что тот остался жив.
– Вы желаете присоединиться к нашей общине?
Вопрос прозвучал так неожиданно, что падре Микаэль вздрогнул. На миг ему показалось, что с ним заговорила мраморная статуя. Однако в следующее мгновение он понял, что это был один из здешних священнослужителей, неслышно подошедший сзади.
– Я вижу вас здесь уже не в первый раз, – сказал этот, наряженный в чистенькие, пахнущие свежестью, лохмотья, толстячок с добродушной, благообразной физиономией. – К нам нечасто заходят служители старых конфессий. Чаще всего дело ограничивается бранью из-за ограды. Мы-де совращаем людей с пути истинного и обрекаем их на проклятие. На деле же речь идёт о том, что значительная часть их паствы перешла к нам, желая приобщиться учению Святого Мика, и, как следствие, доходы приходов снизились. О, но может быть, я оскорбил ваши чувства? Простите великодушно! Я просто стараюсь следовать наставлениям святого Мика и излагаю свои взгляды прямо, не пряча их за ширмой лжи.
– Нет, нет, что вы! – поспешил заверить его падре Микаэль. – Вы вовсе не задели моих чувств. Правдой нельзя оскорбить, даже если она звучит для кого-то нелицеприятно, ибо ложь – порождение врага рода человеческого, а значит, правда угодна Богу, какой бы она ни была. Что же касается вступления в вашу общину, то я искренне благодарен за приглашение, но предпочту остаться в лоне своей Матери Церкви, служению которой посвятил себя уже давно. Однако позвольте выразить вам своё почтение, ведь, по сути, мы все служим Создателю, который един для всех нас!
Они церемонно поклонились друг другу. Мик почувствовал, что его лицо заливает краска стыда, но это был уже стыд совсем другого рода. Беда заключалась в том, что, говоря очевидную истину, он лицемерил! Согласно требованиям Церкви, которой он служил совершенно искренне и добровольно, он должен был сейчас обличать и обвинять во всех смертных грехах этого лжепопа, и делать это даже в том случае, если его будут насильно выталкивать из еретического храма, даже если будут убивать…