Хуже всего было то, что у нас закончились припасы. Но пираньи не унывали – они были обучены добывать себе пищу, где угодно, могли подолгу поститься, не жалуясь при этом на судьбу. Становились только злее в драке.
Как только погода позволила, они тут же наловили рыбы, оказавшейся вполне съедобной и недурной на вкус. Проплывая мимо странной отмели, ухитрились даже насобирать устриц, но это плохо закончилось – пару дней команда страдала от жуткой диареи.
А ещё, на борту «Анхелики» имелся опреснитель. Самбульо не были чужды прогрессу, а потому такая вещь, как перегонный куб была им известна хорошо. Эта многофункциональная штуковина, собранная лично доном Мигелем при помощи Магдалены, превращала морскую воду в пресную и с ней можно было подолгу путешествовать, не приставая ни к какому берегу. Так себе получалась водичка, но всё же лучше чем ничего.
Давно известно, что злая шутница – Фортуна, обожает крайности в гадостях. После почти месяца сплошных бурь и штормов, наступил полный штиль, а холод сменился удушливой жарой. Из трюма вылез на солнышко, забытый всеми, кроме Магдалены, Ганс Древолом. Несмотря на происхождение от ганзейских моряков, бедняга очень страдал от морской болезни и ужасно стыдился этого. Практически всё плавание до сих пор он провёл в качестве балласта, но все знали, насколько этот силач незаменим, когда речь идёт о тяжёлой работе или отчаянной драке.
А ещё я думаю, Магдалена взяла его с собой, чтобы несколько сгладить женский перевес, получившийся в команде «Анхелики». Я помню, как доставалось Драське в подобной ситуации, несколькими столетиями раньше!
Конечно, Мигель это вам не дракон-оборотень, но ведь он тоже живой человек, к тому же юноша, едва входящий в возраст мужчины. Каково ему было ежедневно видеть три десятка полуобнажённых девичьих тел? Но дон Мигель дал клятву верности юной сеньорите Алисии, а клятва верности для Самбульо значила больше чем сохранение жизни.
Теперь пришло время Ганса. Пара дней хорошего питания поставили парня на ноги. Бледная зелень его щёк сменилась обычным румянцем, в глазах появился живой блеск, а застоявшиеся мускулы требовали дела! И дело нашлось.
«Анхелика» не имела спасательных шлюпок, так-как из-за малых размеров судна они заняли бы слишком много места на борту. Но за кормой, как собачка на верёвочке, за кораблём следовал миниатюрный ялик.
Лёгкая лодочка, чудом уцелевшая во время всех злоключений, вмещала в себя всего шесть пираний или одного Ганса. Догадываетесь зачем? «Анхелика» была высокобортным ганзейским судном и не имела вёсел, полагаясь лишь на парусное оснащение, как уже говорилось – весьма примитивное. Но её небольшие размеры давали возможность буксировать этот корабль в штиль с относительной лёгкостью.
Этим и занялся Ганс. Конечно, проделать весь путь, таким образом, было немыслимо, но выйти, пусть и черепашьим шагом, из полосы штиля, удалось где-то через неделю.
И вот, наконец, подул сначала лёгкий бриз, а потом и свежий ветер. Трудяга – Ганс снова отправился в трюм, зато пираньям наконец-то нашлась работа. Именно наконец-то, потому что обстановка на борту была наэлектризованной по уже упомянутым мной причинам.
Говорят, что женщина на корабле – к несчастью. Когда речь идёт о судне с командой из мужчин, это совершенно справедливо. Даже не претендуя, на пассажирку открыто, они инстинктивно становятся агрессивнее и нетерпимее друг к другу. У нас была противоположная ситуация. Думаете от этого легче? Как бы ни так!
Я уже говорил, что дон Мигель, соблюдая клятву, данную своей невесте, изо всех сил старался больше смотреть на морские волны, чем на своих матросов. В результате он чуть было не свернул себе шею. Пираний же сдерживала в этом отношении только тяжёлая рука Магдалены.
Вообще-то, у свирров всегда были свои, особые взгляды на отношения между полами. Здесь женщинам предоставлялось несравненно больше свободы, чем это был принято в строгом и зажатом христианском мире. Конечно, этот маленький народец тоже принадлежал к католической церкви, но имел свои обычаи и традиции, принесённые из глубин веков и сохраняющиеся в качестве тайных учений. Сеньоры Самбульо в их дела не лезли, и даже я, прожив около пятисот лет бок-о-бок с этими милыми головорезами, знал о них далеко не всё.