Ноги держали плохо — подняться мне удалось не сразу. Зелль был занят: отчищал кинжалы, которые, на мой взгляд, не получили в схватке ни пятнышка.
— Ты... цел?
— Ну да. А в чем проблема?
Подковы бы делать из этих людей. Не нервы, а корабельные канаты.
— Они еще появятся? — я нервно оглянулась вокруг.
— Могут. Давай уже на ночлег. Костер разожжем, огня они боятся.
— А ты им об этом сказал — что боятся? — вполголоса пробурчала я, но послушно поплелась за магом.
Для ночевки был выбран каменистый обрыв, возвышавшийся над морем (я уже почти не сомневалась, что река превратилась в море), как Башня Мастерской над низенькими домами Пристани. Там, между двух больших валунов, Зелль развел костер. Я, трусливо поеживаясь, но не желая признаваться в своем страхе ни за какие коврижки, натаскала растопки — вокруг в изобилии росли невысокие, мне по колено, колючие сухие кусты. Под конец я так издергалась, что даже камни, возле которых мы устроились, внушали мне некоторое опасение: со стороны они напоминали этаких мифических чудовищ-полулюдей, сложивших лапы на коленях и застывших в вечном сне. А ну как ночью превратятся и накинутся? Впрочем, Зелль был безмятежен, как ромашка на лугу, и волей-неволей пришлось ему поверить: место безопасно.
Когда костер разгорелся как следует – вокруг стемнело. Солнце словно бы просто исчезло, не опускаясь плавно за горизонт, и небо за несколько мгновений поменяло цвет на темно-синий. Словно актеры на сцене демонстрировали пьесу «Войны Золотых Островов» и опустили задник, обозначающий ночь, с несколькими наклеенными бумажными звездами. Только вот здесь не было звезд; вообще. Ни знакомых, ни незнакомых, ни маленькой Тайхо-Ри. Темное небо казалось натянутым высоко над нами куполом, бутафорским полотном над искусственной полянкой. Вот-вот зажжется свет и зааплодируют зрители... Меня передернуло, и я плотнее придвинулась к огню, едва не обжегшись.
Зелля никакие страхи не мучили, и сидел он так, словно напрашивался у незримых зрителей на «браво» и «бис» – совершенно неподвижно, блики от костра освещают профиль. Хоть бери альбом и рисуй набросок с романтичным названием вроде «Отдыхающий рыцарь».
– Ну как? – поинтересовался объект наброска, не поворачивая головы. – С огнем спокойнее? Может, тебе палку какую дать, для уверенности?
– У меня оружие есть, – буркнула я. Отцепила от пояса кинжальчик для срезания трав, продемонстрировала. Маг скептически хмыкнул, но этим и ограничился.
Чувство голода, которое несмело поднимало голову весь день, все упорнее напоминало о себе. Стоило закрыть глаза – и представлялись булочки с рыбой, продающиеся у порта, жареные каштаны в кульках, крохотные сладкие печенья, которые пекли ко Дню-Когда-Боги-Спят. Даже жидковатый суп и пережаренное мясо нашей столовой казались теперь лучшими кушаньями в мире. Эх... Может, если попытаться заснуть – станет легче?
Заснуть?
Я похлопала ладонью по земле. Ну, земля и земля... трава, песок. Не холодная, и то хорошо, нагрелась от этого странного солнца. Посидеть на ней можно, хоть и не особо удобно, можно, наверное, поваляться – если устал зубрить к экзаменам или просто хочется расправить сгорбившуюся от сидений за книгами спину.
Но спать?
– Зелль? А как на этом... спать?
– Ложишься и спишь. Тебе, может, колыбельную спеть?
Еще и издевается.
– Она же твердая!
– Тебе, может, пуховую перину с пододеяльником?
– Было бы неплохо, – подумала я вслух.
Честно говоря, никогда не думала, как люди ночуют в походах. Наверное, носят с собой спальные мешки? Возят, точнее, приторочив к седлу. Я бы и подушку возила, чего уж тут...
– Ты сам-то ложиться не собираешься? – со слабой надеждой спросила я. Не то чтобы мне это было важно – но стало интересно, как Зелль будет собираться ко сну, вдруг он как-то поуютнее устроится. Может, травы наберет на подстилку или еще чего. Хотя сколько ее, той травы – короткая, жесткая, не то что разросшиеся дебри вокруг наших общежитий, ими хоть подушки набивай.
– Пока не собираюсь. А ты спи, спи, – щедро разрешил маг.
Наедине с Зеллем, в каком-то дурацком и сумасшедшем месте, без подушки и одеяла... это совершенно точно не из области девичьих мечтаний, гоблин-воблин, что за безобразия? Я не одобряю!
Ну ладно, завтра мы должны выбраться отсюда. Одну ночь стерпеть можно.
Я стянула куртку, укрылась ей, подложила ладонь под голову. Откатилась подальше от костра, отвернулась: яркое пламя мешало даже сквозь закрытые веки. Мрачно подумала, что в таких военных условиях отдохнуть невозможно в принципе, а герои, наверное, днем отсыпаются. В седле. Что там было про попону боевого птица?
Додумать не успела. Уснула.
Между строк
Кто-то в полночь проснется — а тень иная, незнакомая, топкая, водяная, легкий призрак бегущей болотной нави, проглядишь — растворится в стене дождя. И вот ходит, все ищет в густом тумане: моросит по зонту, расплылись бумаги, он еще не ушел — но уже не с нами, птицы, крысы, собаки вослед глядят. Тень бежит, извивается, ускользает, городскою речушкой — да в топь и заводь, и оттуда русалочьими глазами, кто такого запомнит? Никто, никто. Зачерпни эту зелень дырявой ложкой, по мосту водяная гарцует лошадь, дева тень свою утром в реке полощет, и откуда-то слышится флейта в тон.
Кто-то в полночь проснется — а тень чужая, лисья, звонкая, рыжая, словно ржанье, все у зеркала крутится, наряжаясь, из-под юбки все девять хвостов видны. И чего теперь делать? — а что поделать, в первый снег прибежит стая блудных, белых, мог бы с ними бежать — значит, выл бы, пел бы, и под лапами б мялась сухая сныть. Тень играет и вьет, шелестит хвостами, скоро холод — вернется, завоет стая, тень у зеркала книги твои листает, тени букв разбегаются по стене. Бьют часы городские, тринадцать, двадцать, и кому здесь водить, а кому остаться, ломко падают листья сухих акаций в лисий след да в уютный, спокойный снег.
Кто-то в полночь проснется — и нету тени. И тому всего хуже — безродный пленник, он шатается, ниже иных растений, пока чью-то случайно не подберет. Кто-то в полночь проснется... но, впрочем, хватит, спите, дети, давно вам пора в кровати, чья-то тень на стене? Это просто платье, просто вешалка, просто наоборот. Спите, дети, на ратуше спят горгульи, в глубине под мостом кто-то тихо булькнул, бродят лисы по узеньким переулкам, ресторанные вина слегка горчат. Фонари потухают, луна в зените, я вам тени пришью черно-белой нитью, аккуратнее утром, не оторвите, не топчите, не пачкайте невзначай.
Очнулась я рывком, словно выдергивая себя из дремотного мягкого тепла. Что-то было не так. Где я?
Я лежала, все так же накрывшись собственной курткой, на узкой деревянной скамейке. Место вокруг было знакомое – парк Пристани. Поздний вечер, россыпь звезд на небе, теплый летний ветерок, горят разноцветные фонари-»светлячки» на аллеях. Стоп, мы же еще не вышли из «осколка»? Или так и надо? Получается, мы его разрушили?
Я встала и огляделась. Торопливо, путаясь в рукавах, натянула куртку, потрогала скамейку – твердая, вроде не иллюзия. А где Зелль? Или нас по разным местам раскидало?
И тут совсем рядом послышались голоса. Знакомые голоса!
– Нет, ты неправ. Если вычислять по формуле Риддерха-Тонгейра, шансов на верный исход будет...
– К гоблинам точность! Зато так быстрее!
– Оценку «отлично» можно получить, лишь максимально приблизившись к правильному ответу...
– Ребята! – завопила я, бегом ринувшись на звук. – Нори, Вилли! Я тут! Это я! Вы уже выбрались наружу? Купол уничтожили? Я так за вас волновалась!
Это действительно были они, Вильям и Норберт, недоуменно уставившиеся на меня. Да, видок, должно быть, у меня помятый – сами бы на камнях ночевали!