Выбрать главу

Вот,возьми-ка лучше флейту, учись играть.

Вдруг и выйдет что из бездаря из такого.

Уличные торговцы, конечно, остались – а куда им было деваться? Что бы ни творилось, как бы нервы ни притупляли чувство голода, а за булочками и жареной рыбой, в конце концов, все приходят. Даже цены почти не поднялись. Ну, всего-то в полтора раза.

Мы уселись на ступеньках первой попавшейся лестницы. Уничтожив четыре больших пирожка с мясом, я, наконец, обрела приятную тяжесть в желудке и способность думать о чем-то, кроме еды. Тим нетерпеливо подскакивал на месте, теребил свое перо, чесал поцарапанную коленку – но героически молчал, давая мне возможность поесть.

– Сколько времени меня не было? – наконец не выдержала я, дожевав последний кусок пирожка.

– Три дня, – быстро ответил Тим. Хорошо, что успела проглотить – иначе бы точно подавилась. Три?! В этих дурацких ловушках, похоже, не только пространство клубком свивается, но и время.

– Город готовится к войне, – выпалил мальчишка, справедливо решив, что молчание закончилось. – Тарг еще два раза прилетал. В Академии мобилизация. Святая Семинария пытается что-то сделать с куполом вокруг Мастерской, пока ничего у них не вышло, хотя цельный день стояли и молились вокруг. Ждем магов из столицы, у них, наверное, дел по уши и так. Двое приезжали, из Коллегии, наверное: в красных плащах с капюшонами, серьезные, в карете. Постояли возле стены и обратно уехали. А Черныш...

– Точно! – перебивать невежливо, но теперь уже я подскочила на ступеньке и едва не отшибла себе мягкие места – об камень-то. – Черныш в порядке? И где он, почему не с тобой? И как Рэн?

Глаза у Тима сверкнули так, что будь на дворе ночь – осветили бы улицу не хуже магических огоньков. Явно что-то задумал, обреченно поняла я. У Нори, помнится, так же блестели, если он новую модель шпаргалки изобретал.

– Пошли! – мальчишка крепко уцепил меня за руку и потащил, едва не уронив нас обоих с лестницы. Мы промчались по главной, свернули, поплутали по узким переулкам, где едва-едва разминулись бы двое человек, и, наконец, выбежали на улочку пошире. Правда, выглядела она не особо презентабельно – дома покосились, кое-какие очевидно заброшены, пялятся на прохожих разбитыми окнами, а между черепицами на крыше проросла высокая трава. В конце улицы виднелась длинная железная ограда.

– Тут же старое кладбище! – узнала я.

– Именно! – с энтузиазмом подтвердил Тимми. – Мы решили, что здесь лучшее место для штаба!

– Вы? Кто? Чего? Какого штаба?

Но меня уже целенаправленно волокли к одному из домов – на вид самому пожилому, крыша едва ли не съехала набок, словно шляпа у полоумного старика-бродяги, одну из стен, кажется, поддерживает в вертикальном положении только толстый ствол сосны, растущей вплотную к строению. Я так оторопела, что даже не пыталась вырвать руку из хватки Тима. Мальчишка толкнул входную дверь, та открылась с душераздирающим скрипом, от которого, казалось, затряслось все вокруг (я съежилась, ожидая, что строение, как карточный домик, сложится нам прямо на головы; ничего, обошлось), отпустил наконец мою ладонь и уверенно поскакал в глубь замусоренного, как последняя свалка, но неожиданно широкого коридора.

– Давай сюда! – помахал мне Тимми из дверного проема комнаты. – Только аккуратнее! Там кое-где пол дырявый!

– Своевременно, – пробурчала я. В полу действительно виднелось несколько черных провалов, через которые Тим привычно перепрыгивал, а мне приходилось перешагивать, стиснув зубы и уповая на прочность досок. А то вдруг дыра увеличится прямо сейчас, на размер одной не очень упитанной Маннэке?

Когда взмокшая от усилий я – только-только рубашка высохла, гоблин! – добралась до указанной комнаты, то успела увидеть лишь матрас в углу, на котором были свалены, кажется, старые пыльные шубы, стол и два кривоватых стула. И тут на меня набросилось нечто мохнатое и когтистое. Мгновенно, как белка, взбежало по штанине и куртке, обвилось этаким кургузым шарфиком вокруг шеи и упоенно начало вылизывать лицо. Пришлось вцепиться в дверной косяк, чтобы не упасть от неожиданности.

– Черныш! Что ты здесь делаешь?!

– Он тут с нами. Нэк, ты не поверишь, как я рад тебя видеть!

Лохматая тушка свинозверя, который как раз цеплялся лапами за мое ухо, существенно ограничивала обзор, но голос я узнала. И уже сама с радостным визгом рванулась вперед и повисла на шее говорившего.

– Рэн! Ты живой!

Мы трогательно обнимались с полминуты, как давно разлученные влюбленные. Черныш, покончив с моим ухом, перескочил на шею Рэна и принялся вычесывать мусор у того из волос. Я едва не разревелась: хоть кто-то из моих друзей в порядке, цел, не заключен в какую-то дурацкую ловушку, не спрятан за щитом Хаоса, ура! Наконец Тим, с довольным видом стоявший возле, выразительно покашлял. Мы опомнились, я отцепилась от Рэна – и заметила, что предполагаемые шубы на матрасе зашевелились. Из кучи встрепанного меха выглянул сначала янтарный глаз, потом розовый нос, а потом и вся морда полосатого кошака.

– Рапси! И ты здесь?

– Мяу, – с достоинством отозвался лопард. Развернулся, встал на все четыре лапы, потянулся, подошел ко мне и толкнул перемазанным в известке боком: ну, гладь! Я послушно принялась чесать ему шею.

– Ребята. Ну вы, тридцать три гоблина, и даете! А Милена где? – я завертела головой. Уже не удивилась бы, если бы грифка обнаружилась где-нибудь под столом или в шкафу.

– За домом привязана, – пояснил Рэн. – Она замкнутые помещения не очень любит.

Как выяснилось, все три дня, пока я изволила отсутствовать и шататься по каким-то обломкам реальности и по личной библиотеке Ворона, Рэн и Тимми времени зря не теряли. Рэн, отлично понимавший, что в случае возвращения в Академию его за ворота уже не выпустят, решил остаться в городе – а Пристань он знал отлично, так же, как я и Тим. Временной базой было выбрано место, где без проблем можно было спрятать и грифку (а она весьма заметна), и лопарда (а куда его еще девать – конюшня Мастерской вне досягаемости!). Между делом они с помощью Черныша наладили письменный контакт с пленниками – бедный теневой зверь аж запыхался, таская записки туда-обратно. Изнутри разломать барьер никак не получалось, снаружи, судя по тому, что маги из Коллегии уехали несолоно хлебавши – тоже не очень. Оставшиеся в Мастерской профессора, к тому же, обнаружили, что купол может использоваться для наблюдения за теми, кто внутри («глаз Сапрона», как мрачно пошутил Вилли; Сапроном звали легендарного мага, который, потеряв один глаз в какой-то заварушке, не стал мелочиться и заколдовал на использование в качестве источника зрения свой плащ. Поскольку плащ он носил, как все нормальные люди, за спиной, застать Сапрона врасплох стало значительно труднее). Впрочем, запасов еды в подвалах моего учебного заведения хватило бы на пару лет подобной осады, воды тоже было в избытке. Проблема обнаружилась неожиданно: вопреки опрометчивому заявлению Вильяма, воздух стена пропускала весьма ограниченно. Разумеется, для опытного мага не является проблемой зачаровать воздух; но обычно эта магия используется для кратковременных критических ситуаций. Например, чтобы создать воздушный пузырь для дыхания под водой или в горящем доме. Поэтому на второй день попытки взломать стену изнутри почти прекратились: основная энергия студентов уходила на создание возможностей для дыхания.

– Реины подштанники! – я отчаянно стукнула кулаком по занозистой столешнице, едва не рассадив запястье. Мы с Рэном сидели на стульях  вокруг колченогого стола, Тим уютно устроился между лапами задремавшего на матрасах Рапси. – Этот гад, урод, мерзавец... он просто не подумал про воздух! Ему даже в голову не пришло! Он раскидывается направо и налево непроверенными заклинаниями, не соображая, какие будут последствия! Ненавижу!

Тим при упоминании Реи суеверно сложил ладони жестом «воссыпания благ». Стол, по которому опять врезали, на этот раз ногой, покачнулся, но устоял. В свою очередь, я рассказала ребятам о том, что происходило со мной – в ловушке-осколке и позже, не упуская никаких деталей и подробностей, включая мой давнишний сон про дракона, недавний сон про Зелля и разговор с дифином; Тимми ахал, охал и восхищался, а при упоминании Ротта-Ворона притих и вцепился в шерсть кошака. Рэн, наоборот, молчал и мрачнел все сильнее.