– Воздух, – грустно кивнула Поли.
– Весь седьмой класс, сменяясь, сейчас занят обеспечением прохождения достаточного количества воздуха сквозь купол. Шестой им помогает.
Мы обернулись на голос. По лестнице, прыгая через три ступеньки, спустился профессор Раундворт. Очки его, как всегда, съехали с носа, болтаясь на веревочке где-то в районе воротника рубашки, тонкие седые волосы веяли ореолом вокруг головы, а на плаще виднелись какие-то пятна, подозрительно напоминавшие клубничное варенье. Но, кажется, профессор разом помолодел лет на пятьдесят: движения стали уверенней, спина – прямой, даже голос и тот изменился.
– Мы выстоим! – грозно сообщил он, потрясая кулаком в направлении дверей. – Мастерская никогда не сдастся какому-то недоучке! Так и запомните, а лучше законспектируйте! Ох, Маннэке, дитя мое, а как тебе удалось сюда попасть?
Рэн и Тимми выжидающе уставились на меня. А я открыла было рот... и поняла, что совсем не знаю, как объяснять и что. Сказать, что во мне сохранилась частичка Хаоса после путешествия во времени? Частичка того самого Хаоса, который сейчас окружает Мастерскую? Признаться, что моя пушистая зверушка – совсем не присланное дальним родственником редкое домашнее животное, а тоже кусочек этого опаснейшего волшебства? Это все равно, что заявиться в осажденный замок с флагом вражеского войска!
– Так, – после неловкой паузы сказал профессор Раундворт. – Пройдемте-ка в кабинет. Дети, – это второклассникам, – займитесь животными, отведите в конюшню, накормите, что ли.
Оставив за спиной обалделых ребят, которые опасливо рассматривали Милену, он повел нас в свой кабинет на втором этаже. Кабинет Раундворта разительно отличался как от полного ящичков, сундучков и полок с книгами кабинета Доузи, так и от роскошного, с кожаными креслами и огромным рабочим столом, обиталища госпожи Матильды. Пожалуй, Нори назвал бы его «местом легенд». Под потолком висело чучело крылатой кошки (даже мне, ничего не понимавшей ни в чучелах, ни в анатомии, было понятно, что оно склеено из дохлой кошки и крыльев хагзи), в углу стоял скелет джакалопа – помеси зайца и оленя. Гипсовый. То, что джакалопы не существуют, доказал еще магистр фон Аурихт. По стенам были развешаны гравюры, изображавшие совсем уж странных существ, в том числе лошадь, полосатую, как Рапси, и огромную крысу с карманом на брюхе, а также карта известного континента, помеченная крестиками, флажками, просто булавками, какими-то пометками – да так густо, что порой названий и очертаний берегов на карте было уже не разобрать.
Конечно, когда перед тобой человек, который верит любым историям – от легенд до детских считалок – это хорошо. Только поможет ли?.. Я пала духом. Но рядом были Рэн, Тимми, Нори, от нетерпения ковыряющий пальцем в глазнице (глазнице копытного скелета), молчащий Вилли, Ипполита, которая смотрела на меня с волнением и беспокойством... И, запинаясь, я принялась рассказывать свою историю. Только наоборот: сначала – самый финал, как мы попали внутрь купола – Черныш на моем плече гордо растопырил ушки. А потом – все остальное, перемешанное в кучу. Про ловушку-осколок, про Ворона, про наши приключения в лесу (тут, слава Рее, подключился Рэн; у него выходило гораздо короче и складнее). Про самую первую встречу с Лиаррой и Лансом – тут уже помогли Вилли и Норберт.
Где-то на первой трети рассказа я поняла, что стоять больше не могу – усталые ноги подкашиваются. Кто-то, кажется – Вильям, заботливо пододвинул мне обшарпанное кресло, куда я и опустилась. А под конец истории все – и слушатели, и рассказчики – разместились по периметру кабинета в самых разных позах. Большинство – просто на изрядно полинявшем ковре, Нори – вольготно прислонившись к полюбившемуся скелету (только он мог с таким удобством опираться на что-то столь жесткое и неудобное), Тимми – на узком подоконнике, потеснив несколько горшков с декоративной розовой двуцветкой.
– Вот... вот так, – запинаясь, окончила я. Развела руками, как будто подытоживая: а продолжение истории сами видите. Прорваться-то мы прорвались, но я понятия не имела, что делать дальше. Останься Черныш гигантским – можно было бы вывезти на нем студентов, хоть свинозверю и пришлось бы потрудиться, сделав не один десяток ходок. А теперь?
– Феноменально, – после небольшой паузы сказал Раундворт. – А повторить эту магию ты не можешь, дитя мое?
Я помотала головой.
– Ее не осталось. Совсем. И, честно говоря, я не хочу, чтобы осталась... Профессор, вы можете проверить, есть ли во мне Хаос или нет?
У профессора недавно водруженные на нос очки снова съехали куда-то вниз.
– Зачем? – неподдельно удивился он.
– Потому что я боюсь, – я уставилась на свои сцепленные пальцы. Ну как ему объяснить? – Я видела, что она может, эта сила. А Ротт... Ворон... сказал что-то про якорь. Вдруг это значит, что кусочек Хаоса во мне ему как-то помогает? Вдруг я, сама того не зная, становлюсь его пособником?
В конце концов, это тоже зачастую бывало в приключенческих книгах. Герои, которые, не подозревая ничего плохого, были сосудами для зла. Даже иногда – Зла, с большой буквы. Я, конечно, не герой, но вдруг? Тогда меня придется до конца войны посадить за решетку... или в подземелье, в компанию к Не-Мертвому Королю. Чтобы вреда не причинила. А что? Самое разумное действие.
Что-то коснулось моей руки. Я нервно вздрогнула. Оказалось, это Поли, которая сидела рядом — прямо на ковре, скрестив ноги. Она погладила меня по плечу, на ее лице было написано участие и понимание. Я опасливо огляделась. Вроде как никто из ребят не смотрел на меня с ужасом или с желанием немедленно в это самое подземелье упечь.
Профессор Раундворт шумно вздохнул, поднялся с какой-то резной скамеечки и подошел ко мне. Положил ладонь мне на лоб. Ладонь была жесткая и прохладная.
– Маннэке, – спокойно сказал он. – Хаоса в тебе не больше, чем в этом несчастном скелете... который, возможно, даже переживет текущую ситуацию, если сей юный маг прекратит выколупывать из него косточки.
Нори быстро спрятал руки за спину и сделал покаянное лицо. Джакалоп, лишившийся пальца на передней лапе, укоризненно пялился на нас пустыми глазницами.
– А в нем? – упорствовала я, показав на Черныша. Зверек как раз обнюхивал ноги Поли.
– В нем – больше, – без тени юмора ответствовал профессор. – Но все живые существа Хаоса обладают собственным разумом, хоть и ограниченным, нарочито ограниченным по сравнению с другими расами. Они не могут служить сосудами для чужой воли. Вообще-то «якорь» – это достаточно старинный термин. Он использовался, когда требовалось направить силу куда-то за пределы стандартного расстояния заклинания. Например, маг ставит несколько якорей... допустим, штук десять... на большие вязанки хвороста, расположенные по кругу диаметром около мили. Потом произносит заклинание – и они вспыхивают. Одновременно. Якорь позволяет мгновенно транслировать энергию. Но уже несколько веков ни у кого не было достаточно силы, чтобы проверить хотя бы пару-тройку якорей, не говоря уж о большем числе.
– Простите, вы нарочно привели такой безобидный пример? – это был Рэн, разумеется. – С вязанками хвороста.
– Да, да, – легко согласился Раундворт. – В оригинальном трактате упоминались, конечно, вражеские постройки.
Я опасливо покосилась на рыжего: не сорвался бы, высказав все, что думает о бестолковых магах. Нет, Рэн стиснул зубы и промолчал. Молодец. Зато вклинился Нори:
– Получается, якорем может быть только какая-то вещь, предмет, нечто неразумное? Вроде хвороста или тех грибов со щупальцами...