— М-мне надо с-сказать...
Голос слабел с каждой секундой. Мы с Вилли склонились над умирающим, едва не столкнувшись лбами. Блеклые, подернутые дымкой глаза закрылись, лишь ресницы трепетали... а потом вдруг открылись.
И были уже не голубыми, а угольно-черными. Без радужек и белков.
Не то чтобы у меня была такая уж хорошая реакция — просто шарахнуться я всегда успеваю быстрее, чем подумать. А уж поскользнуться на начавшей уже подтаивать ледяной плюхе, оставшейся от той самой морозной вспышки, шмякнуться на задницу и чувствительно ей приложиться — тем более. Поэтому скрюченные пальцы, больше похожие на когти, вспороли воздух в паре ладоней от моего воротника. Вильяму повезло меньше — второй рукой Тансен успел-таки схватить моего приятеля за куртку. Нори, запоздало сообразивший, что происходит, кинулся к ним. И отлетел на добрый десяток шагов, словно натолкнувшись на пружинистую стену.
— Вилли!
Меня отбросило следом за Норбертом — я моргнуть не успела, как очутилась в кустах малины. А тот, кто минуту назад выглядел как свежий труп, начал подниматься, по-прежнему держа отбивающегося Вильяма. Вот он встал во весь рост — а Вилли как-то странно обмяк, словно из него мгновенно выкачали все силы.
— Вилли!
Ужас за друга придал мне сил, и, вырвавшись из колючих объятий, я снова ринулась вперед, подхватив по пути с земли подходящую палку. Не добежала — что-то схватило меня за щиколотку, и я растянулась на земле, проехавшись животом по траве и пеплу. Вывернув шею, мне удалось увидеть второго противника. Это была девушка, с виду не старше наших выпускников, с длинными светлыми волосами, заплетенными в косу. В такой же серебристой кольчуге, как и тот, кто совсем недавно сражался на этой просеке. В руке у девушки, словно живой, подрагивал длинный гибкий кнут. Не огненный, не ледяной — с виду совсем обычный. Это им она ловко зацепила мою ногу, остановив в нескольких шагах от Тансена.
— Никогда он ничего до конца сделать не может, — пробормотала новая участница сцены, ни к кому конкретному не обращаясь. — Стоять! — это уже к Нори, который, героически охая, пытался подняться. — Не мешайте!
Тансен при виде девушки оскалился, будто пес, подняв верхнюю губу. Отшвырнул Вильяма и начал поднимать правую руку. Знакомый жест.
— Осторожнее! — прохрипела я, откатываясь под сомнительную защиту кустов.
— Знаю! — рявкнула светловолосая. Кнут в ее руке рванулся к противнику, как атакующая змея. Но Тансен оказался проворнее — он кузнечиком скакнул назад, одновременно чертя другой рукой что-то в воздухе. Не руны, совершенно точно. Я приподнялась на локтях, пытаясь разглядеть... Ох, лучше бы не пыталась.
За спиной Тансена открылась дверь в ничто. Черный провал, в котором, казалось, гасли и умирали солнечные лучи. Воздух перед дверью расплавился от жара, потек стеклистыми струйками. Тансен, не оборачиваясь, наощупь шагнул туда — и дверь закрылась.
На просеке остались я, Норберт, Вилли и девушка с кнутом.
Последняя, нимало не смущаясь безумием только что произошедшей сцены, годной лишь на иллюстрацию к легенде, подошла к Вильяму, наклонилась, нащупала пульс, брезгливо вытерла руку о штаны. Окинула нас далеко не добродушным взглядом (мы с Норбертом дружно вжались в землю), пробормотала что-то неразборчивое, то ли «не вижу костей», то ли «ненавижу детей», развернулась и скрылась в лесу.
Вслед ей не рискнули чирикать даже самые сумасшедшие птицы.
Вилли закашлял и заворочался. Мы бросились к нему.
— Болит что-нибудь? Шевелить руками можешь? А ногами? — допытывалась я.
— Ты уже умираешь или еще нет? — с надрывом выспрашивал более пессимистичный Норберт.
Открыв глаза, Вилли сфокусировал их на Нори. Сморщился.
— Сейчас...
— Умрешь?!
— Сейчас меня стошнит, — оборвал причитания приятеля Вилли. Встал на четвереньки и, двигаясь весьма бодро, отполз в кусты. Оттуда донеслись характерные звуки.
Я посмотрела на просеку: на выжженные серые пятна, на осколки льда, на щетинившиеся белой древесиной поломанные стволы... То, что происходило только что, не лезло ни в какие рамки. Даже самый сильный маг при колдовстве обязательно использует руны, камни, реагенты и долгие заклинания, а не швыряется огнем туда-сюда. И кто эти двое? И почему Тансен вдруг стал злобным чудовищем? Или, может, это доппельгангер-обманка, злобный дух, принявший облик Тансена?!