Её держали под локти, не давая пошатнуться и упасть.
Быстро, молча прошли по проулкам и вскоре вывернули к музею Коммерческого общества. Служитель-сторож — старый, сердитый — на долгий стук лишь приоткрыл смотровое оконце в толстенной двери:
— Какая выставка? Вы ошалели, господа хорошие! В гулящий день — да провались он! — наш музей закрыт. Ясно же сказано — закрыт!.. Проспитесь, завтра придёте.
Алый Шарф отступил от двери, осмотрел крепкую стену, окна с массивными ставнями, затем постучал вновь.
— Опять вы?.. разве непонятно говорю — завтра!
— Я заплачу хорошие деньги.
— Ни златки мне от вас не нужно. Даже за тысячу не впущу. Маскарадных пропойц — да в приличный музей? Ступайте, развлекайтесь! а музейное собрание — оно для трезвых, понимающих господ. Будете дальше ломиться, так у меня кнопка есть, вмиг полицию вызвоню.
Обернувшись к своим «пиратам», Алый Шарф тихо сказал:
— Ставьте бомбу под дверь. Укройтесь и спрячьте девушку.
— Слушаюсь, господин Мосех.
Рванул заряд, вздулись клубы дыма, створки двери вылетели градом щепок.
— Двое — стеречь у крыльца, остальные со мной.
В едком дыму вестибюля быстро отыскали оглушённого, растрёпанного сторожа.
— Ты слышишь? Хорошо. Смотри — вот пистолет. Веди в хранилище.
— Золото… золото в залах… — бормотал старикан, глядя в ужасное дуло.
— Мне нужно хранилище. Комната-сейф.
— Там железная дверь, замки… ключи у распорядителя!
— Я найду, чем открыть. Веди.
Прокатившись по улочке, взрывная волна погасла. Кое-где приоткрылись окна, выглянули озабоченные лица — что там громыхнуло?.. Какое странное эхо! — на гремучий резкий звук издали отозвался глухой раскат грома и задрожал воздух.
Во дворе баханского храма танцевали девушки — и даже молодые дамы! — одетые вейками. Храмовый двор цвёл в ночи, будто волшебный сад призрачных огней, звучал чарующей музыкой и пел переливчатыми голосами.
Из-за домов доносился шум празднества. Летняя ночь дышала вином и пряностями, прозрачная прохлада веяла со стороны моря. Играли флейты, лился сладостный звук ксилофона. Развевались в танце газовые ткани, вскидывались зовущие руки — а парни в нарядах заморских купцов, моряков и разбойников увивались вокруг. Выделывая замысловатые фигуры танца, они старались как бы невзначай прикоснуться к танцовщицам.
Ночь обещала райскую негу, восхищение любви и молодости.
В первый миг никто не понял, что произошло. Сперва неясная вибрация земли и воздуха… Затем толчок — танцоры сбились с ритма, замерли, недоумённо озираясь.
Тут земля вздрогнула, словно в ней шевельнулся кит. Стены затрещали. На дворе вспыхнуло смятение, раздались вопли, все ринулись к воротами, на улицу. Под ногами колыхалась, вспучивалась мостовая — земля ожила, перестала быть верной опорой.
— Мама, что такое? А-а-а-а!
Храм содрогался, по его стенам побежали трещины; закачались и начали падать из ниш статуи святых бутов. Улыбаясь, держа руку поднятой для благословения, они валились вниз и с сухим стуком разбивались на плитах, — отколовшись, покатилась каменная голова.
Истошные крики, пронзительный визг и плач — кого-то задело, разбив плечо, рука залита кровью, — а улица колебалась, как море. В ресторанчике напротив кренился навес, балясины балюстрады вылетали словно кегли, начала проваливаться крыша и покосились стены.
Гомон веселья над Сарциной сменился шумом хаоса и суматохи. Крики сливались в прерывистый вой, волнами нёсшийся со всех сторон. Музыка оборвалась, зато слышался издали грохот осыпающихся стен — и какой-то медленный пульсирующий гул: «Уууммм. Уууммм. Уууммм». Словно по городу шли гигантские быки и мычали над крышами.
Стена ресторанчика — трррах! — повалилась на проезжую часть, рассыпая камни, подняв тучу пыли — и накрыв несколько человек. Из порванных труб гейзерами ударила вода. Где-то поблизости взорвался паровой котёл — богатый дом со своей котельной стал кучей кирпичей и брёвен.
Будто от взрывной волны, начал рушиться соседний особняк — перекрытия этажей хрустнули, ломаясь; из кухонной печи вихрем вырвался столб искр. Следом жарко полыхнул запас керосина — в разливанном огне занялась изломанная мебель, вспыхнули портьеры. Жар-птицами взлетали, обращаясь в гарь, шёлковые занавеси и салфетки.