Что там, в камере-пещере? Рядами лежат полужидкие сгустки — неясные нагие фигуры. Сжавшись как эмбрионы в плодных пузырях, они были оплетены ветвящимися чёрно-синими жилами.
— Осторожно, не наступи на питание, — предостерёг узколицый демон.
Пришлось перешагивать через прозрачные трубы, простёртые по полу. Сквозь оболочку пузыря Вельтер разглядел тонкое измождённое лицо — изо рта, из носа выходят жилы, тело худое и бледное, живот как бурдюк — и в нём копошится нечто.
Дальше, дальше. Становится жарко, пот струится по лицу, тяжкий запах спирает дыхание. В зале с хрящевыми сводами снуют лохматые, проскальзывая между щупалец многорукой гидры — посреди венца гибких лап вырастает корпус «ходока». Щупальца лепят его, изрыгая из своих круглых пастей мягкую пенистую броню. Она затвердевает — так дети зимой лепят снежных баб, так заморские ласточки ваяют гнёзда из слюны. Дыры и полости в корпусе заполняются трубами, оружием, цилиндрами батарей.
Маленькое щуплое существо таится за изогнутым столбом, блестящим как панцирь жука. Светловолосый демон властно манит его — существо боязливо подходит, ежеминутно готовое броситься наутёк. Оно без одежды, покрыто некой желеобразной оболочкой. На спине горб, как наездник, и он живой — дышит, вытягивает из-за плеча хозяйки слепую черепашью голову. Его щупальца обвивают туловище девчонки как ремни парашютиста или огнемётчика.
Эти глаза — большие, испуганные, молящие о пощаде — смотрели сквозь мундир, прямо в душу. Вельтер вспомнил, как глядела на него Миса, когда он нашёл её в обезлюдевшей деревне — жалобно мяукая, сжавшись в углу от страха.
«Миса… я взял для неё… — Он, не глядя, ощупал пустую кобуру, пошарил в кармане кителя. — Да, есть». Специально для Мисы сушили говядину, растирали и мешали с хлебным мякишем — угостить взводную кошку или подманить, если не идёт в руки.
— На, — протянул он вкусные катышки на ладони.
Она не решалась, хотя её рот сжимался от голода.
— Возьми. Господарь сверху угощает, — разрешил демон в карминовой мантии.
Никогда люди не ели у Вельтера с рук — только белки в парке, приученные брать орешки у гуляющих.
— Что она сказала?
— Она призывает на тебя благословение бессмертных звёзд.
Светловолосый в атласном платье удивлённо наблюдал, как штабс-капитан выворачивает карман и собирает в ладонь остатки кошачьего корма. Девчонка облизывалась.
— Всё. Больше нет. Нет, ясно?.. Что он говорит? — покосился Вельтер на атлета с золотыми серьгами.
— Твои слова. Ты обещал уничтожить всех нас до последнего.
— Она будет последней.
— Ты расскажешь об увиденном — кому следует и когда следует.
Рассказать? Разве что духовнику на исповеди. Тайны тёмного царства — не для всех. Минули те времена, когда видения звучали с кафедр, потрясали умы и заставляли целые толпы слёзно, истово каяться в грехах.
Вельтер шёл по коридорам преисподней, переступая через трубы, отслоняя рукой занавеси из мягких нитей. Перед ним раскрывались двери и расступались заслоны, похожие на челюсти акул. У царя тьмы много мудрости, но его чёрный дух всё обращает во зло — из брони-глины он лепит боевые машины. Его нежить высасывает соки из живых, он населяет тела инородными тварями. Вместо лечения — мучение, вместо неба — ребристый свод, вместо красы — кожа да кости.
Так гласит Писание: «Превзошёл мыслью шесть архангелов, гидр и гадов сотворил, оживил неживое и служить себе заставил службой рабской. Низвергал горы и строил крепости крепкие, обширные, над коими денно и нощно сияло солнце смерти, дабы рабы его трудились неустанно, и гордился, предрекая — буду царём Мира».
«Может, об этом надо кричать посреди площади, — мерцала мысль. — Все сюда, смотрите, какая судьба нам грозит! Вот дары царя тьмы, вот плоды чёрного знания — стать придатками нежити, отдавать ей свою кровь. Впустить в тело змей и жить под солнцем смерти, забыв, кто ты, зачем ты… Нет, нет — я скажу это кому следует и когда следует, не раньше…»
Остро пахнущей губкой узколицый стёр с тела штабс-капитана помазание. Хождение в бездны нечистого царства закончилось. Ему дали в руки Мису, которая тотчас принялась тереться о китель, прижиматься и мурлыкать, нежно выпуская коготки. Признала…
— Иди и помни.
Он проснулся с головной болью, в липком поту, с пересохшим ртом. Казалось, на лбу и кистях таяли светящиеся следы адского елея. Душа рвалась, томилась и стремилась — ехать, прочь, скорее. Куда?