– Одна печаль – не внедорожник. Но обычно мне по таким дорогам, как ближайшая до Миркамо, ездить и не приходится. А если приходится, то не на ней. Но брать сейчас служебную не с руки как-то…
Совсем другое дело, думала Дайенн, щурясь на сладком, пьянящем от пыльцы с цветущих полей ветру, врывающемся в приоткрытое окно. Машина летела как стрела, и при том, кажется, настолько бесшумно и ровно, словно катилась по зеркалу. Интересно, ночи на Экалте всегда такие светлые, или как в другое время Вито ориентируется на дорогах и выживает вообще? Всё-таки, физиологически он человек, и зрение его устроено как человеческое… На улицах городов, конечно, и ночью светло как днём от множества фонарей и неоновых вывесок, а указатели на загородных трассах, похоже, рисуются фосфоресцирующими красками.
– Алварес, у тебя на лице написан некий вопрос, но поскольку я, извини, не телепат, да и ты тоже, лучше будет, если ты озвучишь его вслух.
– Вито, если вопрос и есть, не значит, что нужно ему звучать. Мало ли, чего я в этой жизни не понимаю.
– Я знаю, что тебе не нравится мой образ жизни и, наверное, я в целом, за это можешь не извиняться. Таких, как я, у вас называют буржуями и, в общем-то, они, наверное, правы.
– Вито, если и называть тебя буржуем, то я б не стал говорить, что ты в этом виноват. То есть… ты часть своей общественной формации, тебя создала среда, в которой ты живёшь, и человек не может быть однозначно плох только от того, из какого класса он происходит. Но вообще-то, я сейчас не об этом. Ты и Зирхены… ты негативно относишься к выбору Лорана, подозревая эту девушку в расчёте, но сам готов навязать ему брак по расчёту. Разве это хорошо?
– Хорошо, если расчёт обоюдный. Я предубеждён против Люсиллы потому, что видел её дело. Она не наивная овечка, её мать хорошо научила её выживать в мире – по своему образцу. Ей и прежде уже случалось вкрадываться в доверие, использовать свою красоту и обаяние. Положим, только такой свой козырь, как телепатия, она не может использовать против Лорана… Но он, хотя её сверстник, знает о жизни, тем более о жизни здесь, гораздо меньше, чем она. Я не хочу, чтоб он женился на преступнице, жадной до денег, в уверенности, что она действительно любит его. Или я не хочу, чтобы она втянула его в преступную деятельность, из-за этой его любви.
– Лучше не иметь иллюзий, и знать, что женщина с тобой потому, что выгодно соединить её фамилию с твоей, так?
Дайенн очень хотелось сказать им обоим, что зря они подняли эту тему.
– Мне бы только не хотелось, чтоб ты считал, что бракири не умеют любить вовсе. Но благодарность за то, что вы реально даёте друг другу – не слова, не воздушные замки, а, да, капитал, уверенность в завтрашнем дне – это… это гораздо более прочный цемент для семейной жизни…
– Просто потому, что ты не видел сам ничего другого?
– И я не собираюсь подсовывать ему вариант, который ему придётся просто терпеть, ради положения и связей. Я уже говорил, что могу выбирать. В кланах, которые охотно породнятся с кланом Синкара, много прекрасных девушек, я найду ему девушку и красивую, и с мягким, покладистым характером. Со временем он полюбит её. Все в моей семье были счастливы в браке, хотя далеко не все выбирали себе супругов сами, под влиянием гормонов, а не здравого смысла.
– Вито!..
– Тебе сложно это понять, Алварес. Как мне сложно понять жизнь на Корианне, извини. Фамилия Синкара – известная, уважаемая. Но я последний Синкара. У меня нет больше братьев. И у Лорана нет братьев. А сила не только в богатстве клана, но и в его величине. Девушка, у которой много влиятельных родственников – это не только жена, но и надёжный тыл.
– Вито… Я как раз просто хотел спросить… зачем тебе это всё? На самом деле – зачем? Зачем тебе они?
Руки бывшего коллеги крепче сжали руль.
– Вот это то, о чём мне трудно говорить, Алварес. Я не привык. Я предпочитаю, чтоб просто было так, как есть. Пусть, можно сказать, я не оставил им выбора, взяв на себя заботу о будущем Лорана, и пусть, таким образом, они вынудили меня вернуться на родину, вспомнить о своём долге… Я помогаю им, они помогли мне. Как наследник клана, единственный наследник, – он повернулся, посмотрев Вадиму в лицо, потом снова вперил в дорогу мрачный, как видела в зеркале Дайенн, взгляд, – я должен был взять семейное дело в свои руки, должен был жениться, восстановить фамилию… Но я не мог вернуться сюда. Не мог себя заставить. Знал, что должен, но не мог. Здесь после пожара уцелело только три стены дальних комнат. Я на похоронах не был. И не только потому, что им ничего не стоило бы убить прямо там и меня. У меня было три брата, две сестры, у отца младший брат, у них всех были свои семьи. И они все были здесь в тот день. Потому что у нас была очень дружная семья, потому что семейный праздник – это то, на чём нельзя не присутствовать. Не было только меня, отец сказал, что мне нет нужды совершать такой дальний перелёт сейчас, лучше приеду на их с матерью празднование, это всего через месяц… Тридцатилетний юбилей семейной жизни – это, действительно, дата, которую нельзя пропустить. Они все погибли там, потому что ни у кого, кроме меня, не было таких вот уважительных причин… Когда один дурак… ныне покойный дурак… сказал как-то, что мне очень повезло в жизни, единственный наследник, а так ведь – младший сын, к тому же приёмыш, всю жизнь был бы на посылках сперва у отца, потом у братьев… ему пришлось проглотить свои слова обратно, и запить их кровью. Двое моих племянников были грудными детьми. Я не рисую из своего отца святого, ему случалось убивать, и не так мало. Но он никогда не убивал женщин и детей, и тем же принципам всегда учил своих детей. Я рад, что, так или иначе, все те, кто был за это в ответе… ответили… Не так много для этого сделал я сам, увы… Но по крайней мере, этот долг не отягощает больше мою душу. Я взял в свой дом многих слуг из домов своих братьев – это, если угодно, тоже долг. Многим из них пришлось туговато после гибели нашей семьи. Из родственников матери сейчас не осталось в живых почти никого, родственники Сиэмы, жены моего старшего брата, сейчас сами пребывают в бедственном положении, я помогаю им всеми силами. Родственники Лорены, жены Мархе, вернулись на Бракир, мне так и не удалось восстановить с ними связь. Возможно, им это и не нужно теперь… Родственники Карии, жены Грайме, тоже мертвы почти все… Клан Сора, за сыновьями которого были замужем мои сёстры, мои деловые партнёры, да… Но они живут через полконтинента отсюда, так что спасибо им просто за то, что они есть. Раймон и Лоран были для меня выходом… возможностью не искать себе жену, ты знаешь, мне это… чуждо, и если б я оставался младшим сыном на побегушках, я, вообще-то, мог бы об этом не париться… Возможностью не портить собою жизнь женщине, которой совершенно точно не могу обещать свою любовь – на женщине, которую бы я не уважал, я не мог бы жениться, а с женщиной, которую уважаю, я не вправе так поступать. Мой отец женился на моей матери потому, что её семья владела крупной сетью ресторанов, но при этом моя мать знала, что она красива, желанна, вызывает и уважение, и страсть. Она знала, что отец не пойдёт к другой женщине не потому, что она тогда разобьёт о его голову весь семейный сервиз, а потому, что он всё, что ему необходимо, может обрести с ней. Так должно быть, а не так, как было бы у меня. Жёны способны смиряться с изменами, но измены на постоянной основе – это слишком для женщины обидно… И слишком обидно для меня – иметь приятный мне секс не дома, в своей постели, а от случая к случаю.
– Ты любил свою семью, Вито?
– А вот это, Алварес, не тема для обсуждения.
– И ты любишь Лорана и Раймона, но предпочитаешь выражать свою любовь деньгами, протекциями, устройством их будущего, а не словами, потому что слова ничего не стоят?
– Я сказал, закрыли тему, Алварес. Тем более что из-за тебя я чуть не проехал нужный поворот…
Дайенн удивлённо дёрнула бровью. Вито вдруг открылся ей с совершенно неожиданной стороны. Как… очень чувствительный и ранимый человек, любивший свою семью и до сих пор переживавший из-за их смерти, считавший свою семью идеалом, образцом, и считавший, ввиду этого, недопустимой степенью цинизма жениться, если не может дать женщине такого отношения, как его отец – его матери, глубоко привязавшийся к своему любовнику и его сыну, но не называющий это своими словами, потому что, действительно, слова в его понимании ничего не стоят, потому что эти слова сделают его слабым, уязвимым… Потому что он не верит, что они могут любить его в ответ, поэтому пусть их отношения будут взаимообменом, где всегда видна и исчислима вещественная часть, зависимость, благодарность – материи, с которыми он больше привык иметь дело. Несчастная раса, для кого так сложно произнести слово «люблю»…