– Ну, зато это неоспоримо полезный опыт в жизни – своими глазами и изнутри увидеть жизнь другого мира… – Дайенн принюхалась к чашке, – интересный запах. Лёгкий, какой-то… цветочный, кажется. Я не очень хорошо разбираюсь в бракирийской ботанике, к сожалению.
– Это инари, из семейства ароидные, их заваривают цветками, сначала сушат, а потом заливают горячей водой. Очень полезен для здоровья, выводит токсины из организма… – Раймон опустил глаза, протягивая девушке чашку, – Вито… просил изучать, это ведь один из часто использующихся ингредиентов в пищевом производстве, это важно для их дела. Скажите, если вам оно не понравится, я ещё не слишком хорошо разбираюсь в том, как его правильнее заваривать и вкуснее. Очень сложно научиться, если сам не можешь попробовать.
Дайенн быстро прокрутила в памяти список тех вещей, о которых точно знала, что их расе это нельзя. Как будто, про инари там ничего не было…
– Но вам, по крайней мере, интересно это изучать?
– Для нас, ранни, познание, изучение – это основа нашей жизни, главная наша потребность. Познание необходимо для совершенствования себя и мира вокруг. Пусть я и не могу в полной мере оценить то, что изучаю, однако это помогает мне приблизиться к вам.
– Раймон, а вы… С вашим миром ведь уже установлен контакт, вы не выходили на связь с кем-то из ваших сородичей? Теперь ведь вам нечего опасаться в родном мире, и… у вас там остались близкие, если я правильно поняла, – Дайенн наконец решилась пригубить чай. Ну, как будто вкус… необычный, действительно лёгкий, ненавязчивый и интересный. По крайней мере, вряд ли её от него вырвет или расстроится пищеварение, это точно было бы сейчас некстати.
Раймон присел на кресло, положив ногу на ногу.
– Выходил несколько раз. Там у меня остались родители и, как оказалось, младшая сестра, о которой я не знал, она родилась уже после того, как я покинул Атлу. И ещё лучший друг, правда, это достаточно грустная история. Однако я действительно рад был услышать, что он жив и в порядке… Знаю, что моя сестра сейчас улетела с Атлы, вместе с рейнджером-нарном, отец говорил, она видела его задолго до того, как они познакомились, задолго до того, как он родился – я рассказывал, что у нас есть способность предвидеть иногда важное в нашей жизни. Я тоже видел… – ранни замолчал, что-то внимательно рассматривая на длинных ногтях.
– Вы… не скучаете по своей семье, не хотите с ними увидеться? Нет, поймите, я это не с упрёком говорю, исключительно с интересом к… вашей психологии… я способна понять, что родственные привязанности проявляются у разных культур по-разному, многие упрекают минбарцев в холодности на том основании, что мы, бывает, не видимся с близкими годами. Но вы о себе говорили иное. Зная, как тяжело вам было привыкнуть к нашим мирам, так отличающимся от вашего…
Раймон задумчиво теребил в пальцах прядь смоляных волос.
– Скучаю ли… Не знаю, наверное да. Но прошло уже сто лет с того, как я покинул, не по своей воле, свой родной мир, и многое теперь кажется будто бы сном. Нелегко, понимаете, думать о возвращении к тому, что считал для себя потерянным навсегда, думать, а есть ли тебе там место. Мы, ранни, вы знаете, не созданы для одиночества, мы очень семейные, стайные существа. Но в то же время, наша природа изначально приучает нас смиряться с потерями, правда, конечно, не с потерей уже взрослых родственников, как это было со мной. Но я точно знаю, что мне есть место здесь, у моих родителей появились другие дети и внуки, у моего сына же никого нет, кроме меня.
«А вообще, что-то знакомое в запахе чая есть… Не такой же, но похожий… Надо будет узнать, не используется ли это растение и в парфюмерии тоже. Кажется, в составе мыла или шампуня…».
– Сейчас, когда вы разыскиваете Лорана, вам не до этих мыслей, понимаю… Но кажется, вы не рассматриваете вариант вернуться с ним в родной мир. Потому что считаете, что отвыкли от него сами, а Лоран и вовсе не привыкнет? Когда вы навещали его, говорили с ним, как вам показалось, он… не предпочёл бы оказаться в обществе себе подобных? Да, тогда у него не было подобного выбора… Но сейчас, наверное, уже есть. То есть, понимаете, бывает сложно находить хорошее в том единственном выборе, который сделали за тебя. Особенно когда речь о существе настолько юном, как Лоран. Вы говорили об этом? Мне не хотелось бы, чтобы он… держал обиду на вас. Хотя конечно, это не моё дело.
Раймон оторвался от созерцания своих рук, и как-то грустно посмотрел на девушку.
– Дайенн, Лорану только девятнадцать, и за эти годы он успел увидеть множество миров, равно не родных ему. К миру таких же существ, как он сам, ему в той же мере пришлось бы привыкать… как и мне заново. Что касается Лорана, то… он влюблён, ему сейчас любое место покажется раем, если с ним будет эта девушка. Я спрашивал его о том, не желал ли бы он побывать на исторической родине, знаете, что он мне сказал? Он сказал, что если я хочу отвезти его на историческую родину, мне нужно будет прилететь в Йедор Северный и там найти ледяную нору, в которой он был рождён. Но не в этом дело. Я должен думать не только о своих интересах, и даже не только об интересах Лорана, но так же и о том, что есть слова, которые я обязан сдержать. Я обещал не бросать, обещал в первую очередь себе, и не брошу. И не скажу, что мне это обещание в тягость. В конце концов, он сделал для нас очень много, и мне хотелось бы хоть чем-то суметь помочь ему.
– Вы говорите о Вито?
– Да, о нём. Вы ведь сами знаете, тогда ведь вы вели это дело…
Дайенн кивнула. Повод злиться на Синкару у неё тогда был, но злость не была сильной. В конце концов, будучи минбарцем, его понять можно. Будучи корианцем – тоже. Не было бы ничего хорошего, если бы из Лорана попытались сделать козла отпущения, вместо того, чтоб действительно помочь ему… акклиматизироваться. Конечно, не очень-то правильно, если Раймон теперь будет строить всю свою дальнейшую жизнь на этой благодарности, но ведь это его жизнь, и ей ли тут давать советы.
– Как я поняла, благодарность распространённая валюта на Экалте. Что ж, хотелось бы, чтобы Лорану действительно помогло то, что… что он здесь. Быть выращенным в ином мире – это непростое испытание… Я это хорошо знаю. С первых лет своей жизни я страдала от того, что не могу быть образцовой минбаркой. Потому что я вспыльчива, импульсивна. Потому что меня можно приучить к порядку в комнате, но сложно приучить к порядку в мыслях. Потому что могу некстати проголодаться… Мой дядя Кодин, мой первый учитель, постоянно говорил мне: «Дайенн, ты не должна сосредотачиваться на том, что ты минбарка, и ненавидеть в себе всё то, что мешает полноценно соответствовать этому определению, то есть – отвергать свою природу. Как ты не должна и сосредотачиваться на том, что ты дилгарка. Себя надо принимать именно тем, что ты есть – дилгарка, выросшая среди минбарцев». Когда я стала взрослой и покинула отчий дом, я узнала, что я не одна такая везучая. И Алварес, и Синкара – они тоже, каждый по-своему, имеют дело с той же проблемой… Возможно, Лоран оказался в этом плане успешнее нас всех? Хотелось бы верить, что своим детям он найдёт, что сказать, как мне в своё время дядя Кодин.
Раймон слушал её, наклонив голову набок и смотря ей в глаза. Единственное, чем они были похожи – это вертикальные зрачки, однако лично его этот факт очень радовал, непонятно из-за чего.
– Я знаю, что как родитель совершил много ошибок, которые, однако же, не мог не совершить. Нельзя не совершить ошибок, когда с нуля учишься жить в чужом мире, и нет того, на кого можно опереться, кто научит, подскажет, можно полагаться только на себя. Когда я был совсем один, мне было сложнее, ведь я даже не знал чужого языка. Я не знал, как найти еду, я не знал, что из того, что я здесь встречаю, может быть съедобно для меня, кровь каких из этих существ… В вашем мире тоже принято приручать животных, чтобы выращивать их для питания, но это другие животные, и я не был уверен… что у меня получится так же. Позже я понял, что для того, чтобы выжить, необходимо с кем-то говорить, что-то делать, хотя бы на пальцах объяснять, как и получалось первое время. Лорану проще, он знает много языков. Однако, я говорил, большую часть его жизни у него никого не было, кроме меня, как и у меня – никого, кроме него. Он говорил, что и не нуждается ни в ком, что ему достаточно просто быть со мной. Я понимал, что это в нём говорит мой страх – страх той враждебности, которую он может встретить, если окружающие раскроют его природу, страх потери, какую пережил я. Понимал, что это неправильно, что так не проживёшь всю жизнь… Но что я мог с собой поделать? Потому-то, когда вы нашли его… Конечно, я был в ужасе от всего, что с ним произошло. Но в то же время я был и рад тому, что к кому-то ещё он сумел привязаться, довериться, установить контакт. И потому сейчас, хотя моему сердцу нанесена новая рана, я снова не знаю, где мой сын и что с ним, я могу утешить себя тем, что он к кому-то привязался, кто-то привязался к нему. Вито нипочём не согласится со мной, а мне трудно с ним спорить, всё же, хоть я и прожил дольше на свете, но свой мир он знает лучше, чем я, и может быть, это я ошибаюсь, а он прав… Но мне странно спокойно за него. Мне кажется, эта девушка сумеет о нём позаботиться… Что искренне хочет этого. Быть может, во мне просто говорят воспоминания – о лучших днях моей жизни, о такой же немыслимо странной девушке, выбора которой тоже не понял бы никто – но она осталась ему верна до конца. И всё, чего я мог бы желать от судьбы – должна ведь она, после всех испытаний, посылать нам и что-то доброе – чтоб их история не кончилась так печально, как наша.