Его свидетельство о рождении, выданное ещё на Минбаре – те годы, что он был сперва в плену, потом с Элайей, оно хранилось у отца, свидетельство о законченном среднем образовании и начальной профессиональной подготовке, выданное колонией… и его паспорт.
Он часто думал о том, что однажды станет взрослым, что у него появится документ, удостоверяющий личность – взрослый, серьёзный документ, такой, как у отца, отец рассказывал, как он его получил, это было большой удачей… по этому документу он был землянином, родившимся в маленькой далёкой колонии… И вот теперь он держал в руках собственное удостоверение личности. Паспорт гражданина Экалты, в котором было записано, что его зовут Лоран Синкара.
====== Гл. 5 Благословенная Лорка ======
– Ну, как там было, на Лорке?
Этого вопроса по их возвращении в отделении только ленивый не задал. Вадима это, честно говоря, даже немного злило.
– Ну да, сложно найти более подходящего человека, чтобы спросить, понравилась ли ему Лорка с её до сих пор сильными религиозными пережитками, – усмехнулся Г’Тор, как обычно заскочивший проведать коллег – он как раз сам вернулся из рейда, и обмен новостями предстоял долгий.
– Дело не в религии как таковой, – процедил Вадим, – есть религия, а есть тупость. Хорошо над этим смеяться, когда ты турист, а не едешь по служебной надобности.
Это был тот редкий случай, когда Дайенн, если уж честно, была с ним согласна. В первую очередь хотя бы, её обескуражило то, что предстоящие проблемы со жречеством им преподнесли в последний момент, неприятным сюрпризом.
Полиции как таковой на Лорке не было. Об этом Вадим и Дайенн уже знали – от Элентеленне и Илкойненаса. И наверное, в обществе, которое в течение пяти столетий жило по патриархальному родоплеменному укладу с абсолютным авторитетом жречества и невозможностью, по выражению Г’Тора, для рядового гражданина ни вздохнуть, ни чихнуть без оглядки на священные писания и благословение наставников, иначе и быть не могло. Не было гражданско-правового и уголовного кодексов – были заповеди Наисветлейшего и приказы Просветлённых Учителей, не было и полиции. Была охрана у важных административных и культовых объектов, была личная охрана у богатых и влиятельных лиц, были патрульные дружины – но этих последних было мало, только в крупных городах, они совершали обходы улиц два раза в ночь и один раз в день, имели полномочия задерживать правонарушителей, но на этом их полномочия и заканчивались. Дознание, судебная и исполнительная власть целиком принадлежали жречеству, гражданина, уличённого в преступлении, судили и наказывали в соответствии с двумя источниками, регламентирующими всю жизнь на Лорке – Драгоценным Кладезем, главной священной книгой лорканцев, где был отражён весь свод вероучения, и Свитками – летописями, где записывались, в том числе, все судебные дела. Как судили пятьсот лет назад – так судили и в 23 веке. Некоторые изменения начали происходить только в последние двадцать три года – с тех пор, как на Лорке, можно сказать, произошёл церковный раскол. Большая часть общества, нашедшая в себе честность сознаться, что устала от традиционного закоснелого уклада, поддержала реформу пророков Таувиллара и Савалтали, но полного единодушия и бескровных революций, разумеется, не бывает.
– Наше общество, вы должны понимать, очень отличается от вашего, – читал лекцию лейтенант Хеннеастан, вёзший их от космопорта к городу Раиммоасте, откуда они уже должны были пересесть до конечного пункта.
– От какого, простите, из наших? – улыбнулась Дайенн, – здесь представители трёх разных обществ, и поверьте…
– Я знаю, что минбарцы, среди которых выросли вы, уважаемая госпожа Дайенн, всегда уважительно относились к чужим религиозным воззрениям, и я знаю, что корианское общество, к которому принадлежит господин Алварес – это общество, подчинённое идеологии так же, как наше, только идеология эта не религиозная, – Вадим на этих словах возмущённо фыркнул, – и я знаю, что бракири, представителем которых является господин Эркена, всё то время, что наши миры знают друг о друге, уважали наши границы и не вмешивались в наше самоопределение… но понимаете, не для всех и не для всего это аргумент. Когда пророки Таувиллар и Савалтали вернулись в наш мир и выступили со своим откровением о необходимости реформ, их поддержало большинство… но не все. Так бывает всегда, вы должны понимать. Прошло ещё слишком мало времени, чтобы новое учение было принято повсеместно, чтобы сторонники прежней доктрины ассимилировались со сторонниками новой, если можно так выражаться… Примерно 20% нашего общества – под предводительством девяти из десяти Учительских Семей – отделились, образовав отдельное государство… Это скверно, но мы не можем совершать насилия в отношении их, достаточно того, что они отделились и прекратили свои акции…
– Терроризм? – вздрогнул Вадим.
– Прошу вас, ведь это наши внутренние проблемы. Они отказались от всяких контактов с иными мирами, на подконтрольной им территории и нет космодрома, поэтому вас это точно никогда не коснётся, и они сократили до минимума контакты с нами, поэтому и нам от них практически нет вреда. Со временем, мы надеемся, наше общество снова станет единым, а пока мы должны проявлять терпение. Но в данном случае печально то, что интересующий нас объект, где было совершено хищение, находится на смешанной территории.
– Смешанной? Это как?
Хеннеастан резко въехал в поворот, который в облаке дорожной пыли едва не пропустил – машина печально подпрыгнула на кочке, Дайенн не менее печально подумала, что уж что-что, а плохие дороги роднят бракири с лорканцами.
– В этом регионе находится слишком много храмов, памятников, хранилищ и других объектов, важных для обеих сторон. Ни одна бы не уступила. Чтобы прекратить конфликт, мы заключили перемирие, поделили влияние. Но сами понимаете, как это шатко.
– Политика, – рыкнул Вадим, – отлично… Этого нам для счастья не хватало…
– Пусть наши с ними позиции различаются, но и они, и мы признаём, что это угроза, требующая принятия срочных мер. Но если в общем мы достигли взаимопонимания, то в деталях…
Дайенн чувствовала, что эти «детали» ещё отравят им жизнь, и как в воду глядела. Высокий худощавый жрец в одеянии из ткани такой плотной и жёсткой, что казалась отлитой из металла, выслушал их, благосклонно улыбался, а потом заявил, что доступа на место преступления он им не даст.
– Вы не нашей веры. Мы не можем позволить подобного осквернения нашей святыни.
– Прошу прощения, – первой дар речи снова обрела Дайенн, – но как же вы хотите, чтобы мы расследовали преступление, если сами чините нам в этом препоны? Мы ведь не ясновидящие.
– Мы предоставим вам все материалы – записи осмотра места происшествия, списки пропавшего. Но мы не можем допустить вас в хранилище, это святое место для нашего народа, народ не потерпит такого святотатства – позволить вступить под священные своды тому, кто не чтит имени Наисветлейшего и не исполняет его законов.
– Поверьте, мы не причиним никакого ущерба, не нарушим никаких правил, – продолжала увещевать Дайенн, – мы просто сделаем свою работу, ничего более. Если вы проинструктируете нас, как нужно себя вести – разговаривать только шёпотом, например, или снять обувь на входе…
Жрец коротко покачал головой.
– Дело не в том, что вы сделаете или не сделаете. Вы иноверцы, вы греховны по определению.
– Зачем вы тогда нас позвали? – взорвался Вадим, – раз такие чистые – вот сами бы и расследовали, и искали преступника и похищенные у вас предметы вашей невнятной гордости!
Жрец тяжко вздохнул.
– Поймите, лично я против вас ничего не имею, но мне дорого моё место и ещё дороже моя жизнь. Я отношусь к так называемым «умеренным», но среди староверов есть и куда более радикальные, и им совершенно точно не понравится, если я допущу вас туда. Мне не хотелось бы, чтобы на моей совести были новые теракты и вооружённые стычки. Я сумел убедить их, что своими силами нам с этим не справиться, что угроза пришла из иных миров, в иные миры унесла похищенное – значит, из иных миров должна придти и помощь, на это моего авторитета хватило. В общем-то, эта идея нашла отклик в сердцах многих «умеренных», потому что если считать, что это сделал кто-то из местных… страшно даже подумать, что тогда будет, стороны начнут обвинять друг друга и недалеко до новой гражданской войны. Я взял на себя смелость заявить, что преступник, определённо, не мог быть лорканцем, хотя оснований для такого заявления, кроме просьб друзей ваших друзей, у меня нет. Но не просите меня о большем.