В следующие час-полтора Дайенн и Вадим имели возможность убедиться, что даром красноречия Джани Эркену природа не обидела. Пригласив ещё двоих храмовых служителей – судя по их хмурым лицам, куда менее «умеренных», чем первый – он убедил их, что святилище и так подверглось поруганию ввиду проникновения чужака-вора, и их визит ничего существенного не добавит, и выторговал возможность спокойно выполнить свою задачу для себя (лорканцы хоть и считали бракири глубоко грешными, «плотскими» и «продажными», всё же питали к ним некое формальное уважение) и Дайенн (стереотип о минбарцах как о расе, которая молится всё то время, когда не воюет и не спит, сыграл свою роль). Вадиму, как представителю безбожной Корианны, в посещении всё же было отказано, и он отправился в Судейский Дом, где хранились уже собранные материалы по делу – было их, разумеется, немного, так что ознакомление обещало не занять много времени, дальнейшее ожидание коллег жрец Синонтафер любезно предложил скоротать в его доме.
– Сложные ребята, – вздохнула Дайенн, покорно оборачивая голову широкой тёмной лентой, испещренной золотистой вышивкой – священными письменами. Лента была нестерпимо колючей, лоб чесался жутко, но это было не самым страшным. Строго говоря, женщинам в священные места такого ранга доступ вообще был запрещён, поэтому ей, как существу глупому и порочному по определению, предстояло пройти ещё не менее десяти очищающих обрядов, из которых омовение последовательно в горячей и ледяной воде было самым приятным.
– Многие сектанты моего мира заслуженно считаются настоящими фанатиками, – кивнул Эркена, которому тоже предстояло купание, – но им, конечно, далеко… Но кого действительно стоит пожалеть, это тех, кому здесь постоянно приходится иметь с ними дело.
Когда они встретились снова, смоляно-чёрные волосы Эркены ещё блестели, словно налакированные, и теперь он кусал губы, чтобы не чесаться – шерстяная ряса, в которую его обрядили, тоже приятных ощущений коже не давала.
– Всё же, должен признать, минбарцы вызывают у меня всё большее уважение, – прошептал он, – ваши ткани куда приятнее, вы не считаете, что служители бога должны испытывать непрерывные страдания.
– Вы ещё не всё знаете о страданиях, – Дайенн часто дышала, борясь с тошнотой после выпитого «очищающего напитка» – спасибо, ядом он для дилгар не является, но и ничем съедобным тоже, – да, пожалуй, они почти добились своего – не знаю, как мы сможем работать в таком состоянии…
– Приободритесь, госпожа Дайенн, они в таком состоянии – живут.
Вадим в это время рассматривал список похищенного – с описанием первичного осмотра, то есть, переводом оного на земной язык Синонтафер его уже ознакомил. Нечего и говорить – и осмотр этот, и фиксация его были настолько непрофессиональны, что информации практически не давали. «Погром великий», «святотатство» и «небрежение нечестивое» к делу не пришьёшь.
– Дело обещает быть непростым, верно? – как-то даже робко обратился к нему Синонтафер, когда они остались в комнате вдвоём.
– Было б простым – вы б справились и сами, разве нет? Дело даже не в том, что мы не знаем ни имени преступника, ни его примет, не имеем предположений, где его искать и где искать похищенное им…
– То есть, у вас нет никаких версий? – убито спросил лорканец.
– Этого я не говорил. Есть. Но она может рухнуть в один момент. Нам необходимо переговорить со всеми, кто нёс службу при хранилище в тот день, со служащими вокзала, машинистами и носильщиками… Как бы ни был силён и умён преступник, он не мог действовать один. Как я понимаю, вынести похищенное, тем более вывезти за пределы города он не смог бы в одиночку, некоторые из этих вещей по объёму и весу таковы, что их не спрячешь в карман.
– Будет скандал…
– Разумеется, будет. Они всегда неизбежны там, где слишком заботятся о внешней благопристойности. Но либо вы хотите вернуть утраченное и наказать злоумышленника, либо хотите сохранить лицо, выбирайте. Стойте, вот это – что? Мне требуется полное описание этого артефакта.
Синонтафер замялся.
– Оно существует только на лорканском, и переводить на другие языки запрещено.
– Ничего, я немного знаю лорканский.
– Откуда?
– Тётя в своё время научила от нечего делать. Хотя бы что-то я там пойму.
Дайенн устало прислонилась лбом к каменной колонне.
– Ну разумеется. Чего ещё было ожидать? Они здесь прибрались! Расставили всё обратно по полочкам, убрали все осколки и обломки, пол вымыли… Стоит надеяться, не мыли стены, может быть, найдём хоть один отпечаток… Иначе ради чего я терпела все эти водные процедуры, окуривания и опаивания? Как так работать, господи, как?
– Может быть, господину Алваресу, по крайней мере, покажут фотографии места преступления или похищенных вещей?
Сопровождающий их жрец, дрожащий от восторга оказанной ему чести войти в хранилище (ему это не по рангу, но не пускать же чужаков одних, а всё старшее жречество неотложно занято) помотал головой.
– Фото и видеосъёмка в столь святом месте запрещены.
Дайенн поднялась, наверняка святотатственно отряхивая руки об одежду – заглядывание под стеллажи тоже не дало ничего нового.
– И как же вы надеетесь, что мы что-то найдём? Чудом?
– Постойте, – Эркена остановился возле одной из полок, – скажите, что это?
Жрец засеменил к нему.
– У нас сию реликвию называют Незакрывающимся Оком, что видело всё. Таких осталось всего три на планете, поэтому мы поместили их в надёжные хранилища…
– То есть, это записывающее устройство?
Жрец едва не захлёбывался священным восторгом.
– Не просто записывающее устройство! Просто видеокамеры, приборы слежения у нас есть, разные, в избытке… Это устройство особое, оно работает со времён прежних обитателей этого мира, что были столь греховны, что гнев Наисветлейшего стёр их с лица планеты, оно не нуждается в питании, оно никогда не ломалось, оно летопись, данная нам, величайшее сокровище…
– Странно, что он его не взял… Хотя – может быть, не заметил, может быть – оно ему и ни к чему, поважнее вещи есть… Вы знаете, как оно включается?
Жрец усердно замотал головой.
– Мне не позволено касаться священных реликвий. Только Посвящённые могут…
– Вы думаете, на нём могла остаться запись преступления? – Дайенн с любопытством разглядывала матово поблёскивающий серый шар с чёрной точкой-«глазом» – гладкие бока его были лишены каких бы то ни было стыков, кнопок, даже значков, что могло бы подсказать, как им управляют.
– Попытка не пытка, как говорят. Но вряд ли мы сможем просмотреть его сами. Какая-то инструкция к нему прилагается?
Этого жрец, конечно, не знал, об этом нужно спрашивать старших жрецов.
– Что ж, мы его, пожалуй, возьмём.
Жрец попытался протестующее пискнуть, Эркена снова поинтересовался, не считает ли он иноземцев ясновидящими или пророками господними, чтобы без всяких опорных материалов составить представление о произошедшем здесь, и в обнимку с шаром, довольно тяжёлым для своих габаритов, они вышли из помещения.
Вечером – на постой их определили в доме Синонтафера, гостиниц здесь не существовало в принципе – состоялось мини-совещание.
– Итак, что мы имеем… Ну, кое-что уже имеем. Преступник, судя по данным Ока – именно тот, кого мы ищем. Прямая рука, лицо в кадр, увы, и здесь не попало, ракурс вообще не самый удачный… Но мне кажется, это тот же тип, что на записях с камер у гостиницы. Рост, комплекция те же. В хранилище он вошёл один. Как ему удалось подойти и уйти потом с вещами, не привлекая ничьего внимания – этого мы, к сожалению, пока не знаем, во дворе хранилища у них камер тоже нет… это они вообще зря, да… Охрана там обычно тоже не стоит, двое служащих стоит во внешнем дворе, но они утверждают, что ничего не видели… То есть, они видели, как преступник прошёл во внутренний двор, подозрений он у них не вызвал…
Вадим окинул взглядом распечатки с размытой фигурой, по которой местами затруднительно б было установить даже расу.